игры, то он напрасно будет следить за действиями игроков и не сможет понять

смысла тактического рисунка той или иной игры. В разделе, посвященном

истории, Арон описывает характеристики мировой системы и ее подсистем,

анализирует различные модели стратегии устрашения в ядерный век,

прослеживает эволюцию дипло-

36

матии между двумя полюсами биполярного мира и в рамках каждого из них.

Наконец, в четвертой части, посвященной праксеологии, появляется еще один

символический персонаж — арбитр. Как надо интерпретировать положения,

записанные в правилах игры? Действительно ли в тех или иных условиях

произошло нарушение правил? При этом, если арбитр «судит» игроков, то

игроки и зрители, в свою очередь, молча или шумно, неизбежно «судят» самого

судью, игроки одной команды «судят» как своих партнеров, так и соперников и

т.д. Все эти суждения колеблются между оценкой эффективности («он хорошо

сыграл»), оценкой наказания («он поступил согласно правилам») и оценкой

спортивной морали («эта команда вела себя в соответствии с духом игры»).

Даже в спорте не все, что не запрещено, является морально оправданным. Тем

более это относится к международным отношениям. Их анализ так же не может

ограничиваться только наблюдением и описанием, но требует суждений и

оценок. Какая стратегия может считаться моральной и какая — разумной или

рациональной? В чем состоят сильные и слабые стороны стремлений добиться

мира путем установления господства закона? Каковы преимущества и недостатки

попыток его достижения путем установления империи?

Как уже отмечалось, книга Арона «Мир и Война между нациями» сыграла и

продолжает играть заметную роль в становлении и развитии французской

научной школы, и в частности — социологии международных отношений.

Разумеется, последователи его взглядов (Жан-Пьер Деррьеник, Робер Боек, Жак

Унцингер и др.) учитывают, что многие из высказанных Ароном положений

принадлежат своему времени. Впрочем, и сам он в своих мемуарах признает,

что «наполовину не достиг своей цели», причем в значительной мере эта

самокритика касается как раз социологического раздела, и в частности —

конкретного приложения закономерностей и детерминант к анализу конкретных

проблем (см.: 34, р. 457—459). Однако само его понимание социологии

международных отношений, и главное — обоснование необходимости ее развития,

во многом сохранило свою актуальность и сегодня.

Разъясняя указанное понимание, Ж.-П. Деррьеник (37) подчеркивает, что

поскольку существует два основных подхода к анализу социальных отношений,

постольку есть два типа социологии:

детерминистская социология, продолжающая традицию Э. Дюрк-гейма, и

социология действия, основывающаяся на подходах, разработанных М. Вебером.

Разница между ними достаточно условна, т.к. акционализм не отрицает

каузальности, а детерми-

37

низм тоже «субъективен», ибо является формулированием намерения

исследователя. Его оправдание — в необходимом недоверии исследователя к

суждениям изучаемых им людей. Конкретно же эта разница состоит в том, что

социология действия исходит из существования причин особого рода, которые

необходимо принимать во внимание. Эти причины — решения, то есть выбор

между многими возможными событиями, который делается в зависимости от

существующего состояния информации и особых критериев оценки. Социология

международных отношений является социологией действия. Она исходит из того,

что наиболее существенная черта фактов (вещей, событий) состоит в их наде-

ленности значением (что связано с правилами интерпретации) и ценностью

(связанной с критериями оценки). То и другое зависит от информации. Таким

образом, в центре проблематики социологии международных отношений — понятие

«решение». При этом она должна исходить из целей, которые преследуют люди

(из их решений), а не из целей, которые они должны преследовать по мнению

социолога (т.е. из интересов).

Что же касается второго течения во французской социологии международных

отношений, то оно представлено так называемой полемологией, основные

положения которой были заложены Гастоном Бутулем и находят отражение в

работах таких исследователей, как Жан-Луи Аннекэн, Жак Фройнд, Люсьен Пу-

арье и др. В основе полемологии — комплексное изучение войн, конфликтов и

других форм «коллективной агрессивности» с привлечением методов демографии,

математики, биологии и других точных и естественных наук.

Основой полемологии, пишет Г. Бутуль, является динамическая социология.

Последняя есть «часть той науки, которая изучает вариации обществ, формы,

которые они принимают, факторы, которые их обусловливают или им

соответствуют, а также способы их воспроизводства» (38). Отталкиваясь от

положения Э. Дюрк-гейма о том, что социология — это «осмысленная

определенным образом история», полемология исходит из того, что, во-первых,

именно война породила историю, поскольку последняя началась исключительно

как история вооруженных конфликтов. И мало вероятно, что история когда-либо

полностью перестанет быть «историей войн». Во-вторых, война является

главным фактором той коллективной имитации, или, иначе говоря, диалога и

заимствования культур, которая играет такую значительную роль в социальных

изменениях. Это, прежде всего, «насильственная имитация»: война не

позволяет государствам и народам замы-

38

каться в автаркии, в самоизоляции, поэтому она является наиболее энергичной

и наиболее эффективной формой контакта цивилизаций. Но кроме того, это и

«добровольная имитация», связанная с тем, что народы страстно заимствуют

друг у друга виды вооружений, способы ведения войн и т.п. — вплоть до моды

на военную униформу. В-третьих, войны являются двигателем технического

прогресса: так, стимулом к освоению римлянами искусства навигации и

кораблестроения стало стремление разрушить Карфаген. И в наши дни все нации

продолжают истощать себя в погоне за новыми техническими средствами и

методами разрушения, беспардонно копируя в этом друг друга. Наконец, в-

четвертых, война представляет собой самую заметную из всех мыслимых

переходных форм в социальной жизни. Она является результатом и источником

как нарушения, так и восстановления равновесия.

Полемология должна избегать политического и юридического подхода, помня о

том, что «полигика — враг социологии», которую она постоянно пытается

подчинить себе, сделать ее своей служанкой — наподобие того, как в средние

века это делала теология по отношению к философии. Поэтому полемология

фактически не может изучать текущие конфликты, и следовательно, главным для

нее является исторический подход.

Основная задача полемологии — объективное и научное изучение войн как

социального феномена, который поддается наблюдению так же, как и любой

другой социальный феномен и который, в то же время, способен объяснить

причины глобальных перемен в общественном развитии на протяжении

человеческой истории. При этом она должна преодолеть ряд препятствий

методологического характера, связанных с псевдоочевидностью войн; с их

кажущейся полной зависимостью от воли людей (в то время как речь должна

идти об изменениях в характере и соотношении общественных структур); с

юридической иллюзорностью, объясняющей причины войн факторами

теологического (божественная воля), метафизического (защита или расширение

суверенитета) или антропоморфного (уподобление войн ссорам между

индивидами) права. Наконец, полемология должна преодолеть симбиоз

сакрализации и политизации войн, связанный с соединением линий Гегеля и

Клаузевица.

Каковы же основные черты позитивной методологии этой «новой главы в

социологии», как называет в своей книге Г. Бутуль полемологическое

направление (см.: там же, р. 8)? Прежде всего он подчеркивает, что

полемология располагает для своих

39

целей воистину огромной источниковедческой базой, какая редко имеется в

распоряжении других отраслей социологической науки. Поэтому главный вопрос

состоит в том, по каким направлениям вести классификацию бесчисленных

фактов этого огромного массива документации. Бутуль называет восемь таких

направлений: 1) описание материальных фактов по степени их убывающей

объективности; 2) описание видов физического поведения, исходя из

представлений участников войн об их целях;

3) первый этап объяснения: мнения историков и аналитиков;

4) второй этап объяснения: теологические, метафизические, мо-ралистские и

философские "взгляды и доктрины; 5) выборка и группирование фактов и их

первичная интерпретация; 6) гипотезы относительно объективных функций

войны; 7) гипотезы относительно периодичности войн; 8) социальная типология

войн — т.е. зависимость основных характеристик войны от типовых черт того

или иного общества (см.: там же, р. 18—25).

Основываясь на указанной методологии, Г. Бутуль выдвигает и, прибегая к

использованию методов математики, биологии, психологии и других наук

(включая этномологию), стремится обосновать предлагаемую им классификацию

причин военных конфликтов. В качестве таковых, по его мнению, выступают

следующие факторы (по степени убывающей общности): 1) нарушение взаимного

равновесия между общественными структурами (например, между экономикой и

демографией); 2) создающиеся в результате такого нарушения политические

конъюнктуры (в полном соответствии с подходом Дюркгейма, они должны

рассматриваться «как вещи»); 3) случайные причины и мотивы; 4)

агрессивность и воинственные импульсы как психологическая проекция

психосоматических состояний социальных групп; 5) враждебность и

воинственные комплексы.

Последние рассматриваются как механизмы коллективной психологии,

представленные тремя главными комплексами. Во-первых, это «Комплекс

Абрахама», в соответствии с которым отцы-детоубийцы подчиняются

бессознательному желанию принести своих детей в жертву собственному

наслаждению. Во-вторых, это «Комплекс Козла Отпущения»: накапливающиеся,

вследствие внутренних трудностей, фрустрации, страхи, раздражения и

злобность обращаются против внешнего врага, который не всегда

рассматривается как непосредственный виновник, но которому приписываются

враждебные намерения. Наконец, это «Дамоклов Комплекс», рассматриваемый как

наиболее важный с точки зре-

40

ния своих социополитических последствий: чувство незащищенности, являясь

основой непропорциональных реакций страха, агрессивности и насилия, может в

любой момент вызвать неконтролируемые феномены паники и «забегания вперед».

В то же время в обществе осознание подобной незащищенности способствует

внутреннему сплочению государств, которое впрочем никогда не является

прочным.

В исследованиях «полемологов» ощущается очевидное влияние американского

модернизма, и в частности факторного подхода к анализу международных

отношений. Это означает, что для них свойственны и многие из его

недостатков, главным из которых является абсолютизация роли «научных

методов» в познании такого сложного социального феномена, каким справедливо

считается война. Подобный редукционизм неизбежно сопряжен с фрагментацией

изучаемого объекта, что вступает в противоречие с декларированной

приверженностью полемологии макросоцио-логической парадигме. Положенный в

основу полемологии жесткий детерминизм, стремление изгнать случайности из

числа причин вооруженных конфликтов (см., например: 38), влекут за собой

разрушительные последствия в том, что касается провозглашаемых ею

исследовательских целей и задач. Во-первых, это вызывает недоверие к ее

способностям выработки долговременного прогноза относительно возможностей

возникновения войн и их характера. А во-вторых, — ведет к фактическому

противопоставлению войны, как динамического состояния общества миру как

«состоянию порядка и покоя» (39). Соответственно, полемология

противопоставляется «иренологии» (социологии мира). Впрочем, по сути,

последняя вообще лишается своего предмета, поскольку «изучать мир можно

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39