в 1990 г. — 160, в

171

1992 г. — 175, а в 1996 году — 185 государств. Для того, чтобы стать членом

ООН и, следовательно, получить признание в качестве субъекта международного

права, государство должно обладать независимым правительством, территорией

и населением.

Происхождение государства связано с переходом человеческих общностей к

оседлости, разделением труда, обособлением управленческих функций,

сосредоточением их в руках особого социального слоя и установлением

политической власти над населением в пределах определенной территории.

Американский специалист Д. Фрэнкел связывает формирование государства с

развитием у людей потребностей и предпочтений, которые они не могут

удовлетворить в одиночку, и поэтому вынуждены объединяться в группы. В

зависимости от обстоятельств такие группы различаются по своим размерам и

характеру, однако все они сталкиваются с одинаковыми проблемами, связанными

со структурой, иерархией и организацией группы, а также ее отношениями с

другими группами, которые являются прообразом современных международных

отношений (13).

Функции государства в его наиболее развитой форме сводятся к поддержанию

порядка и безопасности в рамках отделенной границами территории, созданию

условий для социального и экономического развития общества, для

распределения благ и услуг, поддержанию занятости и удовлетворению основных

потребностей населения (14).

Исторические формы государства характеризуются многообразием: в своем

развитии оно прошло путь от мировых империй, предшествовавших античным

полисам, до европейских монархий в новое время, возникновения национального

государства (или государства-нации) в XIX веке. Однако вплоть до XV—XVI вв.

государства в силу отсутствия строгих территориальных границ, слабости

центральной власти по отношению к периферии, господства общинной формы

организации социума не являлись еще государствами в полном (современном)

значении этого понятия (15).

Современная форма государственности связана с понятием суверенитета.

Первоначально это понятие означало неограниченную власть монарха

осуществлять свою волю внутри страны и представлять государство за его

пределами (или, выражаясь современным языком, определять его внутреннюю и

внешнюю политику) и отражало стремление правителей освободиться от

господства феодальных обычаев и церковной иерархии. После окончания 30-

летней религиозной войны в Европе возникает и получает свое закрепление в

Вестфальском мирном договоре 1648 г. современная система межгосударственных

отношений, основан-

172

ная на взаимном признании юридического равенства и независимости каждого

государства.

В XVIII в. начинается новая фаза в распространении государственности —

переход от суверенитета монарха к суверенитету нации. Формируется такая

форма государственности, как национальное государство, распространившаяся,

начиная с XIX в., на весь европейский регион, а в последующем (особенно с

процессом освобождения народов от колониальной зависимости и образованием

национальных государств в «третьем мире», который завершается в целом в 60-

е годы XX века) и на мир в целом.

Таким образом, генезис и существование современной формы

государственности тесно связаны с формированием и развитием такого вида

социальной общности, как нация. Следует подчеркнуть, что как не существует

«естественных» границ между государствами (все они являются продуктом

истории, результатом соотношения сил и потому носят «искусственный», т.е.

политический характер), так не существует и оснований для представлений о

биологической сущности наций, или их этническом происхождении. Все нации

являются многоэтническими образованиями, все они формируются и укрепляются

в процессе политической социализации, распространения и усвоения

религиозных верований, обычаев, других культурных ценностей, способствующих

политической консолидации социальной общности.

Об этом свидетельствуют и основные факторы, лежащие в основе генезиса

нации, открытые научным сообществом в результате многочисленных

исследований данного феномена. Это, прежде всего, — общность территории

проживания, способствующая формированию близости в восприятии природных

феноменов и, соответственно, консолидации социальной общности. Это —

общность экономической деятельности, определяемая одними и теми же

ресурсами, формирующая сходный тип хозяйственной активности. Это —

культурное единство, отражаемое в общности языка, религии, социальных норм

поведения. Определенную роль в формировании нации может играть и общее

этническое происхождение людей, хотя эта роль отнюдь не может считаться

решающей. Это, наконец, — общий исторический опыт, ощущение общей судьбы,

общности прошлого, настоящего и будущего. В то же время ни один из

указанных факторов не является достаточным для того, чтобы рассматривать

социальную общность как нацию. Так, для многих наций характерно наличие

нескольких языков (Швейцария), религий (Китай), культур (Индия) и т.п.

Пожалуй наиболее устойчивой является общность национального самосознания,

ощущения единства исторической судьбы (см.: 1, р. 63—65).

173

Английский специалист Э. Смит отмечает, что формирование национальной

идентичности явилось основным элементом процессов легитимизации социального

и политического порядка. Назначение национальной идеологии состоит в

формировании связей солидарности между индивидами и социальными класса' ми,

мобилизации с этой целью общих ценностей и культурных традиций.

Национальные доктрины производят мифы, символы, аппелирующие к

рациональности идеологии, призванные служить оправданию и укреплению

государства. Они предлагают каждому индивиду как личную, так и социальную

идентичность, позволяющую ему отличать себя от остального мира и от других

культур. Их распространению в той или иной мере способствуют все

правительства, заинтересованные в закреплении национальных особенностей,

легитимизирующих государственный суверенитет (16).

Определяющую роль в формировании и закреплении национальной идеологии

играют политические и интеллектуальные элиты. Это характерно и для тех

неевропейских регионов, в которых формирование наций происходит под

влиянием империализма: профессиональные элиты указанных регионов, стоящие

во главе движения за освобождение от всех форм колониального господства и

политическую независимость, фактически воспроизводят в государственности,

как форме политической организации общества, политическую модель

метрополий. Вместе с тем здесь процесс формирования наций идет как бы

«наоборот»: не нация предшествует и сопровождает генезис государственности,

а государство используется как решающий инструмент в формировании наций.

Именно этим объясняется парадоксальный, на первый взгляд, факт

существования на политической карте мира государств (например, в

постколониальной Африке), не имеющих нации: речь идет о процессе создания

нации «мы-воспри-ятия», которая подошла бы под уже существующее

государство, а не о процессе поиска нацией своего собственного государства

(см.: 1, р. 63).

Как уже отмечалось, одной из решающих в понимании происхождения и

сущности государства является категория «национально-государственный

суверенитет». Она имеет два основных аспекта — внутренний и внешний. Речь

идет, с одной стороны, о свободе государства избирать свой путь

экономического развития, политического режима, гражданского и уголовного

законодательства и т.п. А с другой, — о невмешательстве государств во

внутренние дела друг друга, о их равенстве и независимости. Однако принцип

суверенитета национальных государств приводит к неоднозначным последствиям

в международных отношениях.

Во-первых, каждое государство вынуждено так или иначе сочетать в своей

внешней политике достаточно противоречивые

174

функции. По определению одного из основателей современной американской

политической науки А. Уолферса, каждое государство может стремиться к

национальной экспансии (self-extension) в самом широком смысле этого

термина, включающем увеличение территорий, влияния, ресурсов, союзников и

т.п. Оно может быть озабочено защитой (сохранением) своего пространства и

своего национального интереса (self-preservation). Наконец, оно может

отказываться от тех или иных непосредственных выгод в пользу укрепления

мира и солидарности в межгосударственных отношениях (self-abnegation) (17).

Во-вторых, каждое государство стремится к обеспечению собственной

безопасности. Однако это стремление, ввиду того, что оно свойственно всем

суверенным государствам-нациям в условиях «плюрализма суверенитетов»,

порождает одну из самых сложных и животрепещущих проблем международных

отношений — так называемую «дилемму безопасности». Она состоит в том, что

увеличение безопасности одного из государств может рассматриваться как

небезопасность для другого и вызывать с его стороны соответствующие реакции

— от гонки вооружений до «превентивной войны».

Наконец, в-третьих, если все государства-нации равны, то, как остроумно

замечают Б. Рассет и X. Старр, «некоторые из них равны больше, чем другие»

(см.: 1, р. 79). Действительно, формально-юридическое равенство государств

с точки зрения международного права не может отменить того обстоятельства,

что они различаются по своей территории, населению, природным ресурсам,

экономическому потенциалу, социальной стабильности, политическому

авторитету, вооружениям, наконец, по своему возрасту. Эти различия

резюмируются в неравенстве государств с точки зрения их национальной мощи.

Следствием такого неравенства является международная стратификация, с

характерной для нее фактической иерархией государств на международной

арене.

Исследуя международную стратификацию с позиций исторической социологии,

английский ученый И. Луард приходит к выводу, что на всех этапах своего

существования — от Римской империи, где государства-данники зависели от

центральной власти, и Китайской многогосударственной системы, где власть

была неравномерно распределена между большими группами государств, до

современности — международные отношения всегда были стратифицированы по тем

или иным основаниям (18). В международных отношениях, которые интересуются

причинами социальной стратификации и ее последствиями на поведение акторов,

в объяснении этого феномена существует два основных направления.

175

Одно из них — «консервативное» — рассматривает стратификацию как

следствие функциональной специализации: общество стратифицируется потому,

что позиции, которым приписывается большая ценность, обеспечивают тем, кто

их занимает, власть, привилегии или престиж. С этой точки зрения,

интеграция общества и социальный порядок являются продуктами стратификации

и, более того, в степени стабильности общества отражается степень

ценностного консенсуса его членов. Представители второго — «радикального»

направления — считают, что общественный порядок всегда основан на

принуждении, а стратификация общества постоянно сопровождается процессом,

при котором власть, привилегии и престиж определенного социального слоя

достигаются и поддерживаются благодаря систематической эксплуатации им

других слоев. Сформулированная марксистами такая точка зрения разделяется

не только близкими к марксизму, но и сторонниками иных теоретических

течений.

Большинство идей, связанных со стратификацией международных отношений,

было заимствовано именно из радикального направления (19). В рамках науки о

международных отношениях литература по вопросу о стратификации

подразделяется на два течения: «интеракционизм» и «структурализм». Первое

рассматривает взаимодействующие государства в качестве автономных элементов

стратифицированной системы международных отношений, положением в которой и

объясняется их поведение (М. Кап-лан, А. Органски, Р. Роузкранс, Д. Сингер,

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39