но и международное значение. Так, Б. Ельцин и политические силы,

выступавшие на его стороне во время октябрьских событий 1993 года,

стремились привлечь на свою сторону общественное мнение граждан не только

своей страны, но и всего международного сообщества, и прежде всего —

ведущих Западных держав, используя существующие в них демократические

традиции, а также опасения глобальных последствий призывов российской

оппозиции к вооруженному противостоянию режиму. В свою очередь, оппозиция,

независимо от провозглашаемых ею лозунгов, также стремилась создать о себе

определенный имидж не только внутри страны, но и за рубежом.

Завершая рассмотрение проблемы соотношения внутренней и внешней политики

можно сделать следующие выводы.

Во-первых, детерминистские объяснения соотношения внутренней и внешней

политики малоплодотворны. Каждое из них — идет ли речь о «первичности»

внутренней политики по отношению к внешней или наоборот, — отражает лишь

часть истины и потому не может претендовать на универсальность. Более того,

уже сама продолжительность подобного рода полемики — а она длится

фактически столько, сколько существует политическая наука, — говорит о том,

что на самом деле в ней отражается тесная связь эндогенных и экзогенных

факторов политической жизни. Любые сколь-либо значимые события во

внутриполитической жизни той или иной страны немедленно отражаются на ее

международном положении и требуют от нее соответствующих шагов в области

внешней политики. Так, например, уже на следующий день после того как стали

известны результаты парламентских выборов в декабре 1993 года в России,

эстонский премьер-министр М. Лаар выразил мнение, что они должны

подтолкнуть Европейский Союз к быстрой интеграции Прибалтики в НАТО.

Латвийский президент Г. Улманис подчеркнул, что восхождение Жириновского —

результат слабости политики Ельцина за последние шесть месяцев. В свою

очередь, украинские политики заявили, что после указанных результатов не

может быть и речи об одностороннем ядерном разоружении. Все это не мог-

61

ло не повлечь за собой соответствующих изменений в российс кой внешней

политике. Верно и обратное: важные решения, принимаемые в сфере внешней

политики, влекут за собой необходимость адекватных мероприятий во

внутриполитической жизни. Так, намерение РФ стать членом Совета Европы

потребовало от ее руководства изменения своего отношения к проблеме прав

человека, которые в постсоветской России, по свидетельству международных и

отечественных правозащитных организаций, Повсеместно нарушались. В свою

очередь, принятие России в эту влиятельную межправительственную организацию

было оговорено условием, согласно которому внутреннее законодательство РФ

должно быть приведено в соответствие с западноевропейскими стандартами, а

нарушениям прав человека должен быть положен конец не только на словах, но

и в практике повседневной жизни граждан.

Во-вторых, в современных условиях указанная связь становится настолько

тесной, что иногда теряет смысл само употребление терминов «внутренняя» и

«внешняя политика», оставляющее возможность для представлений о

существовании двух отдельных областей, между которыми существуют

непроходимые границы, в то время как в действительности, речь идет об их

постоянном взаимном переплетении и «перетекании» друг в друга. Так,

отношение постсоветского политического режима к российской национал-

патриотической оппозиции или же к темпам и формам приватизации

госсобственности, не говоря уже о реформах, касающихся армии, ВПК,

природоохранных мероприятий или же законодательных основ в области прав и

свобод человека, с самого начала не могло не увязываться им с официально

провозглашенными внешнеполитическими ориентирами, направленными «на

партнерские и союзнические отношения на основе приверженности общим

демократическим ценностям со странами Запада» (32). В свою очередь,

приоритеты в области внешней политики диктуются необходимостью продвижения

по пути объявленных режимом внутриполитических целей — политической

демократии, рыночной экономики, социальной стабильности, гарантий

индивидуальных прав и свобод, или, по меньшей мере, периодического

декларативного подтверждения приверженности курсу реформ.

В-третьих, рост числа акторов «вне суверенитета» не означает, что

государство как институт политической организации людей уже утратило свою

роль или утратит ее в обозримом будущем. В свою очередь, отсюда следует,

что внутренняя и внешняя политика остаются двумя неразрывно связанными и в

то же время

62

[pic]

несводимыми друг к другу «сторонами одной медали»: одна из них

обращена внутрь государства, другая — во вне его. И как верно

подчеркивает французский политолог М. Жирар, «большинство

интеллектуальных усилий, имеющих смелость или неосторожность либо

игнорировать эту линию водораздела между внутренней и внешней

политикой, либо считать ее утратившей актуальность, пытающихся

отождествить указанные стороны друг с другом, неизбежно обрекают

себя на декларации о намерениях или на простые символы веры» (33).

В-четвертых, нарастающая сложность политических ситуаций и

событий, одним из источников и проявлений которой является

вышеотмеченное увеличение числа и многообразия акторов (в том

числе таких, как мафиозные группировки, преступные кланы,

амбициозные и влиятельные неформальные лидеры и т.п.), имеет своим

следствием то обстоятельство, что их действия не только выходят за

рамки национальных границ, но и влекут за собой существенные

изменения в экономических, социальных и политических отношениях и

идеалах и зачастую не вписываются в привычные представления.

Сказанным определяются те сложности, которые связаны с

выяснением предмета Международных отношений.

4. Предмет Международных отношений

Одним из вопросов, широко обсуждаемых сегодня в научном

сообществе ученых-международников, является вопрос о том, можно

ли считать Международные отношения самостоятельной дисциплиной,

или же это неотъемлемая часть политологии. На первый взгляд,

ответ на него вполне очевиден: международные отношения, ядром

которых являются политические взаимодействия, как бы «по

определению» составляют неотъемлемую часть объекта политологии.

Обусловлено это тем, что международная политика, как выражение,

или модус существования международных отношений, подобно любой

другой разновидности политики (экономической, социальной и т.п.),

представляет собой соперничество и согласование интересов, целей

и ценностей, в процессе которого взаимодействующие общности

используют самые различные средства, — от целенаправленного

влияния до прямого насилия. Здесь так же, как и во внутренней

политике, речь идет о столкновениях по поводу власти и

распределения ресурсов.

Задумаемся однако над тем, почему же в существующей учебной

литературе по политологии — а она, как известно, отража-

63

ет наиболее устойчивые, апробированные результаты, а также нерешенные

проблемы исследовательского процесса — международные отношения либо

отсутствуют, либо наличествуют чисто формально.

Одним из ответов является утверждение о том, что политоло-гия — это наука

о внутренней политике, ограниченной рамками организованного

государственного общества. Тем самым вроде бы автоматически постулируется

самостоятельность науки о международных отношениях. Однако основанная на

подобном видении самостоятельность сводится к чисто количественному

измерению. Так, например, М. Гунелль так же полагающий, что предмет

политологии ограничивается национальными (т.е. внутриполитическими)

проблемами, не считает это препятствием для включения в него международных

отношений: «Основным предметом науки о международных отношениях являются

властные отношения... ее предмет совпадает с предметом политической

науки... Разное только географическое поле». В качестве доказательства

приводятся факты усиливающегося взаимодействия и взаимопереплетения

внутриполитических и международно-политических процессов.

Действительно, в наши дни повсеместно наблюдается феномен

взаимопроникновения внутренней и международной политики, проявившийся,

например, в воссоединении Германии, или же получающий выражение в

возрастающем влиянии внешнеполитических акций правительства того или иного

государства на электоральное поведение его населения. Впрочем, внутренняя и

внешняя политика всегда были едины по своим источникам и ресурсам, отражая

(более или менее удачно и эффективно) присущими им средствами единую линию

того или иного государства. Речь вдет, в конечном счете, о двух сторонах,

двух аспектах политики как сферы и процесса деятельности, в основе которой

лежит борьба интересов. Не случайно, например, наиболее распространенные

методы прогнозирования внешней политики основываются либо на исследовании

процесса принятия решений (работы Ч. Германна, О. Холсти, Г. Аллисона и

др.), либо на факторном подходе (Дж. Розенау, Д. Фрей, Д. Рюлофф), либо на

анализе других аспектов и сторон, относящихся к внутриполитической области.

Эти аспекты учитываются и системным подходом. И наоборот — анализ

внутриполитических процессов не может не учитывать того влияния, которые

оказывают на них изменения в международной системе.

Как известно, разработка модели принятия решений послужила отправным

пунктом для создания (в конце 60-х годов) шко-

64

[pic]

лы сравнительного внешнеполитического анализа под руководством Дж.

Розенау и попыток формулирования «предтеории внешней политики»,

базирующейся на постулате о взаимосвязи и взаимодействии

национальных (или «внутренних») политических систем и международно-

политической системы. Идеи Дж. Розенау, оказавшие значительное

влияние на международно-политическую теорию, получили дальнейшее

развитие в начале 90-х годов, когда им была выдвинута концепция

«постмеждународной политики», в основе которой — тезис о разрыве,

бифуркации между традиционным государственно-центричным миром и

новым полицентричным миром «акторов вне суверенитета» и о смещении,

вследствие такого разрыва, всей совокупности параметров,

регулирующих международные отношения. Изучение взаимосвязи

(linkage) между внутренней жизнью общества и международными

отношениями, роли социальных, психологических, культурных и иных

факторов в объяснении поведения участников этих отношений, анализ

«внешних» источников, которые могут иметь «чисто внутренние», на

первый взгляд, события, все это стало сегодня неотъемлемой частью

международно-политической науки.

Учитывая вышесказанное, представляется вполне понятным и

плодотворным стремление рассмотреть основные вопросы политической

науки без разделения ее проблем на внутренние и внешние

(международные): такие попытки отмечаются и в зарубежной, и в

отечественной литературе (34).

Вместе с тем, представления о чисто количественном характере

различий между внутренней и международной политикой, а тем более —

утверждения сторонников транснационализма о стирании всякой грани

между ними в эпоху взаимозависимости отражают не только тенденции

развития политического процесса, но и состояние самой науки о

международных отношениях. Как справедливо отмечал канадский

специалист, «интенсивная концептуальная и исследовательская

деятельность может создать впечатление о том, что разработка

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39