Халкидонский орос составляет немеркнущую славу Церкви. По согласному заключению историков, его чеканно строгое определение отнюдь не вытекало логически или диалектически из борьбы предшествовавших собору мнений и явилось истинным чудом, как бы громом с ясного неба, вспышкой молнии, мгновенно осветившей все темные углы запутанного лабиринта мнений и догадок. В частности, в свете халкидонского догмата стало ясным, с одной стороны, православие св. Кирилла, несмотря на его монофизитски выглядевшие двусмысленные выражения, ибо все его стремление заключалось в отстаивании живой и реальной единичности Христа, но при этом окончательно выяснилось, в чем именно заключалось заблуждение подлинных монофизитов Евтихия и Диоскора, тупо доведших эту идею до абсурда слияния двух природ и исчезновения человечности в Божестве; с другой же стороны, ясно обнаружилось, в чем состояла еретичность несториан, не допускавших реального, подлинного единства Божества и человечества во Христе.

Богодухновенная глубина Халкидона не была до конца осознана современниками и даже самими участниками Собора. Но и по сегодняшний день она остается неиссякаемым источником вдохновения для богословов и христианских философов, недоступным, однако, для полного уяснения и осмысления, скорее путеводной звездой, порождающей все новые интерпретации и проливающей все новый свет на самые современные и самые глубинные проблемы человека.

В этом определении поражает прежде всего то, что оно парадоксально сопрягает два, казалось бы, противоречивых, утверждения: о совершенстве обоих естеств (совершенство здесь означает полноту, неущербность естества, его полную, так сказать, естественность) и об абсолютном самотождестве Христа, что настойчиво повторяется несколько раз: «одного и того же Сына... одного и того же Христа...» (e[vna kai. to.n auvto,n по-гречески очень сильное утверждение тождества, энергичнее и ярче, чем по-русски). Но согласно твердому -- и по-земному, по-человечески совершенно справедливому -- убеждению философов, две совершенные природы не могут образовать одну новую без уничтожения либо одной из них (тогда происходит поглощение), либо обеих (растворение).

На естественный вопрос: как же могло произойти это соединение? -догмат отвечает апофатически, т.е. путем отрицаний: «неслитно, неизменно, нераздельно, неразлучно». Не знаем и не можем знать, говорит Церковь устами соборных Отцов, как положительно надо мыслить это соединение, но знаем, как не надо этого делать: Божество и человечество не слились в одну природу (которая уже не была бы ни тем, ни другим), не изменились, или превратились (avtre,ptwj) одна в другую (по утверждению «умеренных» монофизитов, человечество «превратилось» в Божество, утратив таким образом свою реальность), но тем не менее соединились нераздельно и неразлучно. Откровение сообщает нам факт вочеловечения Бога Слова, из него мы знаем, что произошло и исповедуем этот факт веры. Но мы не понимаем, не ведаем, как это стало возможно. Тайна того, как это совершилось, приоткрывается только посредством другой и новой тайны -- тайны ипостаси, т.е. личности.

Так открывалась новая реальность в человеке, для которой древность не имела даже названия: личность. Именно в ипостаси обе природы соединились во Христе, оставаясь совершенными. Личность, ясно отличаемая от природы, оказалась тем «средним термином» между Божеством и человечеством, который тщетно искала человеческая мудрость.

Новое и бесконечное измерение человеческой личности, открытое в ходе христологических споров, было вновь открыто на Западе, после преодоления схоластического пленения западной мысли, в возрожденческом гуманизме и в мировоззрении, именуемом экзистенциализмом, вошедшем в плоть и кровь современной нам культуры и цивилизации. Это новое понимание подразумевает бесконечную ценность каждой человеческой личности и абсолютную свободу ее самоопределения. Нет нужды говорить, насколько такое понимание определяет облик мира, в котором мы живем, и сколь разительно отличает его от древности.

Но что же такое личность, ипостась? Безусловно, определения ипостаси как одного из фундаментальных понятий дать невозможно. Но вот что замечательно.

Из Халкидонского догмата следует одно странное, на первый взгляд, и даже тревожное следствие: совершенный человек, каким исповедует Христа соборный орос, оказывается лишенным самого главного в человеке -- личности. Во Христе одна ипостась -- Бога Слова, но нет ипостаси человеческой. Как можно говорить о совершенном человеке без личности? Не есть это возврат ли к аполлинаризму, который также лишал человека самого важного -- ума?

Это недоумение решается на путях апофатического богословия, как это было показано в XX веке преимущественно русскими богословами Парижской школы, особенно же развито у В.Н. Лосского. Ипостась (личность) человеческая не есть ни душа, ни одна из душевных сил -- ум, чувство, воля, -- ни, наконец, если выделять его особо в человеке, дух. Мало того, даже такие, казалось бы несомненно личные понятия, как самосознание, индивидуальность, не тождественны личности-ипостаси. Ипостась оказывается превосходящей все, что мы можем помыслить и представить в человеке; все это относится к природе, а не к личности. Это богословское и, можно даже сказать, халкидонское понятие личности, конечно, не соответствует обыденному, научно-психологическому или историко-социологическому понятию личности, где личность не отличается от индивидуальности и никогда не мыслится в том ее «чистом» виде, какой подразумевается халкидонской христологией, но в смешении с элементами природы. Индивидуальность -- это всего лишь часть природы, но личность -- не часть ее, а напротив, объемлет всю природу. Индивидуальность уособляет и участняет себе природу, а смысл личности, наоборот, состоит в самоотдаче и любви. Единственное понятие, которое можно без колебания отнести к личности, а не к природе, это свобода. Личность -- это то «я» в нас (но не психологическое «я», доступное самонаблюдению), которое ответственно за наши поступки.

Тот факт, что человеческая ипостась, по смыслу халкидонского определения, не входит в понятие совершенного человека, свидетельствует только об одном: ипостась в человеке не от земли, а с неба, она и есть тот образ Божий, который сам по себе нетварен, сообщен нам при творении «вдыханием» в ноздри Адама (Быт. 2:7). Эта сообразность, «сродство» (как неточно, но по существу верно выражались иногда Отцы) человека и Бога, освобождающее нас не только от своей человеческой природы, но и от всей тварной космической необходимости, делающее нас божественно свободными, но и неизбежно ответственными за свой выбор, дает нам возможность вступать в личные отношения с Богом, уподобляться Богу вплоть до обожания или же навеки отпасть от Божией любви.

Замечательно, что путь к уподоблению Богу, раскрытый в упомянутом выше понимании личности, указан человеку в самом образе Воплощения Сына Божия. В церковной литературе он получил наименование кенозиса.

Ключевое для нашей темы слово -- evke,nwsen (от keno,w) уничижил, более точно переданное по-славянски умалил с вариантом в примечании (в Елизаветинской Библии) истощил. Глагол keno,w имеет две основных группы значений: 1) опустошать, опорожнять, отнимать, лишать, покидать, оставлять и 2) губить, уничтожать, (из)расходовать. Как видим, в нашем случае он не поддается переводу, потому что все эти значения, строго говоря, здесь не подходят. Классический язык, равно как Септуагинта и Новый Завет, не знают другого подобного использования этого слова. Встречается, например, опустошать, опорожнять сосуд или при медицинских операциях извлекать кровь, желчь. У Эсхила герой говорит, что Ксеркс опустошил (от людей) всю материковую равнину. У Софокла говорится о чуме, которая опустошает город; в том же значении опустошения страны находим этот глагол у св. Григория Богослова. У Эсхила чума лишает город людей. Геродот говорит о стене, освобожденной от всего. Автор II в. по Р.Х. говорит о том, что Бог может мгновенно лишить богача неправедно приобретенного богатства. В значении покидать, оставлять подразумевается какое-либо место, например, лесная чаща у Еврипида. В смысле погубить, уничтожить имущество встречается у Веттия Валента. Особенно интересно в связи с наши анализом значение израсходовать, например, стрелы; у свв. Василия Великого и Иоанна Златоуста встречается в смысле израсходовать, истощить злобу, силу, богатство и т.п. Самый полный из русскоязычных словарь Дворецкого дает для нашего места это последнее значение: Христос Самого Себя израсходовал.

В Септуагинте этот глагол встречается только в пассиве в значении быть опустошенным, разрушенным и быть изнеможенным, истощенным (Иер. 15:9, по-слав. неточно: «праздна бысть»).

Тот же Апостол во всех остальных случаях использует этот глагол в других значениях. В активном залоге еще только один раз: уничтожить похвалу (1 Кор. 9:15; в переводе еп. Кассиана лишить похвалы). В пассиве: «чтобы похвала не оказалось тщетной» (2 Кор. 9:3); «чтобы не упразднен был крест Христов» (1 Кор. 1:17); «тщетна вера» (Рим. 4:14).

Во всей греческой литературе, даже и патристической, кроме реминисценций из Фил. 2:7, трудно найти пример, когда этот глагол в активной форме употребляется о человеке абсолютно (без последующего дополнения, например, лишить чего-то, освободить от чего-то). Пожалуй, единственная параллель (и то в пассивном залоге), которую дает авторитетный «Словарь Нового Завета и раннехристианской литературы» (Бауэр-Арндт-Гинрих), это в «Пастыре» Ермы, где говорится о лжепророке, который, когда входит в собрание людей, имеющих дух Божества и молящихся, оказывается пустым, и земной дух от страха убегает от него («Заповеди» 11:14). Подобный пример в том же «Пастыре» о гордых и самодовольных, которые за высокомудрие «возвышая себя, были уничижены» («Подобия» 9.XXII.3).

Любопытно, что встречаются случаи, когда в патристической литературе в контексте Воплощения игнорируется словоупотребление Фил. 2:7: “В яслех возлег, и Отеческого лона не опустошил” (ouvk evke,nwsen Bas. Magn., Consol. ad aegr. [sp.], PG 31.1721); “Сойдя, нимало не опустошил Отеческого лона, взойдя на небо, не лишил земли Своего присутствия” (Joh. Chrys., In ascens. [sp.], PG 52.801). Оно остается здесь, таким образом, совершенно уникальным в своем употреблении.

Попытки осмысленного перевода и понимания выражения уничижил Себя (e`auto.n evke,nwsen) вынуждают экзегетов подводить его смысл под известные значения глагола keno,w. Сказать, что кто-то опустошил себя или кого бы то ни было, по-русски невозможно. Вульгата и некоторые современные английские переводы, однако, передают буквально: «опустошил Себя» (semet ipsum exinanivit, emptied himself). В латыни это такое же неестественное употребление, как и в русском. В английском практически так же, хотя NRS в 1 Кор. 1:17 переводит: «чтобы крест не лишен был своей силы (be emptied of its power)», но обычное значение для «лишать» -- deprive. Если остановиться на значении лишать чего-то, отнимать что-то, как большинство переводчиков и комментаторов, то приходится домысливать из контекста объект действия глагола -- чего лишил? что отнял? Обычные ответы на это: Он лишил Себя Божественной славы; атрибутов Божества; Своего равенства с Богом; образа Божественного бытия.

Страницы: 1, 2, 3, 4