одновременно и необходимыми и свободно избираемыми.

Самое поразительное то, что не только невротик, но и

обыкновенный человек чаще всего не знает истинных мотивов

своего поведения, выдвигает вместо них «мнимые причины»,

«рационализации», с помощью которых он защищается от обидных,

унизительных мыслей, разрушающих его мнение о самом себе. При

этом истинные мотивы, вытесненные в бессознательное,

прорываются то тут, то там в замаскированной форме в поступках,

эмоциональных реакциях, описках, забываниях, оговорках,

фантазиях, сомнениях, «идеях фикс», отстаиваемых с особой

настойчивостью. Через эти отклонения можно быстрее и легче

проникнуть в ядро личности, чем через ее серьезные и взвешенные

заявления. Наблюдения человека – нормального, не делающего

оплошностей, не открывающего своих пристрастий - характеризуют

его как «всякого», «никакого» и мало дают для психолога и

терапевта.

Новое психоаналитическое видение человека влекло за собой

множество следствий. К их числу можно отнести, например,

сближение патологии и нормы и возникающую отсюда возможность

истолкования культурных феноменов на основе психиатрии, а

невротических феноменов – на основе культуры.

В психоанализе устраняется принятое в классической

просветительской психологии деление психических функций на

волю, разум и чувство. Утверждается, что всякая мысль есть

одновременно чувство, наделенное волевым импульсом, что всякое

желание способно рождать мысль, а всякая мысль питается каким –

то желание. Таковы были лишь некоторые новшества психоанализа.

Фрейд ухватился за те из них, которые больше соответствовали

его личному опыту, той культуре и тем семейным отношениям, в

который он вырос. Всякий другой психоаналитик примеривал их на

свой рост, на свой вкус, переосмысливал, и отсюда рождались

новые версии психоанализа.

Что во взглядах Фрейда было неприемлемо для Адлера,

вызывало критику с его стороны?

Во – первых, абсолютизация и материализация

бессознательного, которое, по мнению Адлера, имеет одинаковую с

сознанием природу. Бессознательное лишь часть сознания,

неподвластная пониманию, невыразимая в ясных понятиях.

Бессознательное, вопреки Фрейду, не противоречит устремленности

сознания. Сознание и бессознательное соотносятся, по Адлеру, на

основе синергетики, как противоречащие по смыслу, но

устремленные к единой цели, охватываемые единым «жизненным

планом».

Во – вторых, Фрейд, опиравшийся на естественнонаучную,

позитивистскую парадигму, склонялся к тому, чтобы считать

сознание и бессознательное, «я» и «оно» - вещами особого рода и

устанавливал между ними причинно – следственные связи, подобные

тем, какие существуют между явлениями природы. Однако, по

мнению Адлера, в психической жизни действуют не причинно –

следственные, а смысловые связи. «Сила слова» замещает в душе

«энергию влечений». Таким образом, механика души, как некоего

«аппарата», разработанная Фрейдом, заменяется у Адлера

гносеологией, интерпретацией мотивов поведения. Свобода и

целеполагание важнее для Адлера, чем необходимость и

причинность. Толкование человеком своих ощущений,

представлений, фантазий – это и есть выход в бессознательное.

Строго говоря, по Адлеру, никакого бессознательного не

существует. Мы создаем его каждый раз сами, обнаруживая между

идеями и образами новые смысловые связи, которых раньше не

замечали. Не прошлое определяет наши поступки и мысли, а

стремление к цели, формируемой нашим жизненным планом.

Понимание бессознательного, как «эвристической функции»,

«рабочей гипотезы» усилилось в последних работах Адлера.

При всей важности возражений Адлера против Фрейда, нельзя

сказать, что он во всем прав. Проблемы детерминизма и

телеологии, субстанциональности и феноменальности психики

дискуссионны и вряд ли окончательно разрешимы в научном

дискурсе.

Третье направление критики Адлером классического

психоанализа связано с разработкой им «эго – психологии», то

есть выяснением места сознательного «я» в структуре личности.

«Я» - это фокус всей жизненной конструкции личности, жизненного

стиля. В понимании Адлера «я» в значительной степени

самодостаточно. Но как же в таком случае оценить степень

адекватности внутреннего образа «я» содержанию индивидуальной

психики, реальному поведению? Адлер бы ответил, что надо искать

социально - приемлемые интерпретации «я» самим индивидом, не

ставя вопроса о том, что собой представляет «я» как таковое.

Адлер возражает против «пансексуализма» Фрейда. Сексуальное

удовлетворение есть функция половых органов. Каждый орган имеет

свое особое самоощущение. Однако возможна, в принципе,

сексуализация любого органа, превращение его в эрогенную зону.

Переход сексуального (генитального) либидо в оральное и

анальное – не автохтонный процесс, а результат воспитания,

концентрации внимания ребенка на результат воспитания,

концентрации внимания ребенка на определенных функциях и

органах. Первичная энергия организма не имеет никакой

сексуальной окраски, ощущается как мощь, воля, стремление к

власти. Какой эмоциональный и смысловой оттенок приобретает эта

энергия – зависит от органа, который ею приводится в действие и

объекта, на который направлено действие. Фрейд отмечал, что

сексуальные стремления могут выражаться в фантазиях и

сновидениях в несексуальных образах. Но, возражает ему Адлер,

возможно и обратное. Несексуальные влечения и чувства, будь то

голод, страх, агрессия, социальное чувство, могут предстать в

сексуальных образах. Если для Фрейда различного рода социальные

отношения: материнство, отцовство, братство, отношение к

светской и духовной власти, супружество – выступают как

модификации первичной сексуальности, то для Адлера, наоборот,

некое первичное «социальное чувство» трансформируется в

различные виды эмоциональных отношений и влечений, в том числе

– и в сексуальные. В этом вопросе, как и в ряде других, вряд ли

можно однозначно согласиться и с Адлером, и с Фрейдом. Истина,

скорее всего, лежит где – то посередине.

Более определенно можно выразить солидарность с Адлером,

когда он критикует «эдипов комплекс» Фрейда. Тема ненависти,

ревности к отцу и инцестуозного влечения к матери, несомненно,

может присутствовать в сознании и бессознательном некоторых

индивидов, как результат деформации семейных отношений,

невротизма и агрессивности кого – либо из родителей, но очень

трудно доказать, что эдипова «конфигурация» влечений

универсальна. Скорее, можно утверждать, что в своих стремлениях

к идентификации с отцом и матерью дети обоих полов стремятся

как – то согласовать, примирить образы своих родителей и

выдвигаемые ими требования. Они бывают травмированы, когда им

предлагают идентифицировать себя с одним из родителей и

отречься от другого. Если какая – нибудь болезненная,

неуверенная в себе девушка хочет находиться рядом с отцом, это

просто есть стремление находить поддержку там, где она находила

ее раньше – у отца, который всегда будет ее любить и защищать.

Эта девушка может уклоняться от рискованных любовных отношений

с молодыми людьми и предпочитает общество отца. Но в этом

совсем необязательно усматривать стремление к инцесту. Иное,

чем у Фрейда, понимание структуры психики Адлером приводит его

к иным методам терапии. Адлер не подозревал пациентов в

попытках обмануть врача, навязать ему некую «рационализацию»

вместо искреннего признания. Любовно – дружеские отношения,

готовность обсуждать вместе с пациентом его проблемы на основе

полного доверия, равноправия и дружеского участия

представлялись Адлеру более подходящей основой для излечения

неврозов, чем «дистанция по отношению к пациенту и отвлеченные

умствования по поводу его истинных мотивов». Терапия, по

Адлеру, это продолжение воспитания там, где человек уклонился

на ошибочный путь. Терапевт должен понять не отдельную причину

психической травмы, а весь жизненный стиль пациента, его способ

решать жизненные проблемы. Не столько внешняя причина служит

источником психических отклонений, сколько неадаптированность

человека к обществу и, как следствие, использование

неподходящих «технологий» в общении с другими, а часто –

отсутствие каких бы то ни было «технологий», то есть,

коммуникативной культуры.

Индивидуальная психология Адлера с большой осторожностью

относится ко всякого рода схемам, классификациям. Она не

предлагает системы, правил лечения. Каждый случай болезни, как

и каждый случай общения людей, должны рассматриваться как

неповторимые и индивидуальные. Общие правила – лишь

вспомогательные средства. Гораздо важнее для успеха лечения

психологическая гибкость терапевта, ощущение нюансов, верность

здравому смыслу.

3. «Индивидуальная психология» Альфреда Адлера.

3.1.Комплекс неполноценности.

Комплекс неполноценности, с которого Адлер начал разработку

своей концепции, не следует понимать, как нечто патологическое,

указывающее на болезнь. Неполноценность – нормальное,

естественное для человека чувство. Адлер даже сформулировал

афоризм: «чтобы быть полноценным человеком, надо обладать

комплексом неполноценности». Как же это понимать? Первоначально

Адлер обратил внимание на факты физиологической неполноценности

отдельных органов: ведь ни у одного человека все органы не

бывают хорошо сформированы и развиты. У одного – выносливое

сердце, но больной желудок, у другого – хорошее зрение, но

неважный слух, у третьего – сильный интеллект, но вялые чувства

и т. д. органы и функции способны в какой – то мере заменять,

компенсировать друг друга. Сердце с больным клапаном работает

так, что развивает сильную сердечную мышцу. Слабовидящий

человек склонен чаще прислушиваться. Но Адлера больше всего

интересует компенсация в рамках одной функции: ребенок со

слабым зрением тренирует себя в искусстве рассматривания

предметов, человек со слабым слухом напрягает слуховой орган и

постепенно учится различать самые тонкие различия звуков.

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6