критиков: „Сайм рассматривает ее (т. е. операцию Пирогова как признак

слабых и шатких хирургических начал. Другой знаменитый английский хирург—

Фергюссон уверяет своих читателей, что я сам отказался от моей

остеопластики. С чего это он взял — богу известно; может быть, он судил по

моему письму к одному лондонскому врачу, осведомлявшемуся у меня о

результатах. "Я не забочусь о них" отвечал я, предоставляя решить времени,

годится ли моя операция или нет. Мальгейн, повторяя вычитанное им у

Фергюссона и не испытав, как видно, однажды моей операции, стращает

читателей омертвением лоскута, невозможностью сращения, свищам» и болью при

хождении, т. е. именно тем, что почти никогда не встречалось.

Беспристрастнее в своих суждениях была современная германская школа".

И дальше Пирогов продолжает: „Моей операций" нечего бояться

соперничества. Ее достоинство не в способе ампутации, а в остеопластике.

Важный принцип, доказанный ею несомненно, что кусок одной кости, находясь в

соединении с мягкими частями, прирастает к другой и служит и к удлинению, и

к отправлению члена.

Но между французскими и английскими хирургами; есть такие, которые не верят

даже в возможность «остеопластики или же приписывают ей недостатки, никем,

кроме их самих, не замеченные; беда, разумеется, вся в том, что моя

остеопластика изобретена 'не ими..." В другом месте Пирогов пишет: „Моя

остеопластика ноги, несмотря на то, что Штромейер сомневается в ее выгодах,

а Сейм упрекает меня ею, взяла все-таки свое и заняла почетное место в

хирургии. Не говоря уже об успешных ее исходах, которые я сам наблюдал, она

дала отличные результаты Хелиусу (в Гейдельберге), Лингарту (в Вюрцбурге),

Бушу (в Бонне), Бильроту (в Цюрихе), Нейдерферу "(в Италианскую войну) и

Земешкевичу (моему ученику, в Крымскую войну); Нейдерфер думал прежде, что

после моей остеопластики случается одно из двух: или prima intentio, или

неуспех (Handbuch 'der Kriegschirurgie, стр. 365), но в последнюю

голштинскую войну он должен был в этом разубедиться..."'.

Сейчас, спустя почти 100 лет со дня опубликования остеопластической

ампутации Пирогова, и сравнивая ее с операцией Сайма, уместно сказать

словами поэта: "Как эта лампада бледнеет пред ясным восходом зари", так

операция Сайма меркнет и блекнет перед гениальной остеопластической

операцией Пирогова. Если первое время, вследствие еще не выяснившихся

отдаленных результатов, а, может быть, и по другим побуждениям, находились

противники этой операции среди западноевропейских хирургов, но в настоящее

время таковых уже нет: операция Пирогова признана всем образованным

медицинским миром; описание ее вошло во все руководства и студенческие

учебники по оперативной хирургии, и в настоящее время можно смело сказать:

костно-пластическая ампутация по способу Пирогова — бессмертна.

Великая идея этой операции Пирогова дала толчок sk дальнейшему развитию

остеопластики как на стопе, так и на прочих местах. В 1857 г., т. е. ровно

через три года после опубликования в печати Пироговым «своей

остеопластической операции, по принципу ее «появляется операция Миланского

хирурга Рокко- Гритти (с надколенником), усовершенствованная русским

профессором Гельсингфорсского университета Ю. К. Шимановским (1859 г.) и

позже—русским ортопедом Альбрехтом (1927 г.). Далее возникают

остеопластические операции: Владимирова, Левшина и Спасокукоцкого (на

стопе), Сабанеева, Делицына, Абражанова (на коленном суставе), Зененко,

Боброва (на позвоночнике) и т.д.— это одна из многих глав хирургии,

разработанных преимущественно русскими хирургами, как дань уважения памяти

„Отца русской хирургии".

Несколько слов о замороженных распилах Пирогова, или о так называемой

„ледяной скульптуре" — „ледяной анатомии" Пирогова.

Нестор русской хирургии, Василий Иванович Разумовский, в 1910 г. о

замороженных распилах Пирогова писал следующее: „Его гений использовал наши

северные морозы на благо человечества. Пирогов с его энергией,

свойственной, может быть, только гениальным натурам, приступил к

колоссальному анатомическому труду... И в результате многолетних, неусыпных

трудов — бессмертный памятник, не имеющий себе равного. Этот труд

обессмертил имя Пирогова и доказал, что русская научная медицина имеет

право на уважение всего образованного мира".

Другой современник этого гениального открытия, доктор А. Л. Эберман,

рассказывая в своих воспоминаниях, как велась работа распилов на

замороженных трупах, говорит: „Проходя поздно вечером мимо анатомического

здания Академии, старого, невзрачного деревянного барака, я не раз видел

стоящую у подъезда, занесенную снегом кибитку Николая Ивановича Пирогова.

Сам Пирогов работал в своем маленьком холодном кабинете над замороженными

распилами частей человеческого тела, отмечая на снятых с них рисунках

топографию распилов. Боясь порчи препаратов, Пирогов просиживал до глубокой

ночи, до зари, не щадя себя. Мы, люди обыдённые, проходили часто безо

всякого внимания мимо того предмета, который в голове гениального человека

рождает творческую мысль. Николай Иванович Пирогов, проезжая часто по

Сенной площади, где зимой обыкновенно в морозные базарные дни расставлены

были рассеченные поперек замороженные свиные туши, обратил на них свое

внимание и стал замораживать человеческие трупы, делать распилы их в

различных направлениях и изучать топографическое отношение органов и частей

между собой".

Сам Пирогов так пишет об этих распилах в своей краткой автобиографии:

„Вышли превосходные препараты, чрезвычайно поучительные для врачей.

Положение многих органов (сердца, желудка, кишек) оказалось вовсе не таким,

как оно представляется обыкновенно при вскрытиях, когда от давления воздуха

и нарушения целости герметически закрытых полостей это положение изменяется

до крайности. И в Германии и во Франции пробовали потом подражать мне, но я

смело могу утверждать, что никто еще не представил такого полного

изображения нормального положения органов, как я".

Полное название этого замечательного труда: "Anatomia topographica

sectionibus, per corpus humanum congelatum triplice directione ductis,

illustrata" (изд. 1852—1859 гг.), 4 тома, рисунки (224 таблицы, на которых

представлено 970 распилов) и объяснительный текст на латинском языке на 768

стр.

Этот замечательный, поистине титанический труд создал Пирогову мировую

славу и является до сих пор непревзойденным классическим образцом топографо-

анатомического атласа. Он назван проф. Делицыным „Лебединой песнью"

Пирогова в области анатомии (в дальнейшем Пирогов целиком посвятил себя

хирургии).

Академия наук отметила этот гениальный вклад в науку большой Демидовской

премией. Этот труд еще долго-долго будет служить источником знании для

многих поколений анатомов и хирургов.

В связи с „ледяной анатомией" (замороженными распилами) Пирогова нельзя

не отметить следующий интересный эпизод. В 1836 г., правда, совсем с другой

целью, профессор анатомии Академии художеств {С.-Петербург) Илья Васильевич

Буяльский, по предложению президента той же академии Оленина — „снять форму

с замороженного препарированного тела"— отпрепарировал все поверхностные

мышцы трупа, применив при этом действие холода. Вот как „Художественная

газета" (№ 4, 1836 г.) в то время об этом писала: „В нынешнем году, в

январе месяце, И. В. Буяльский выбрал из числа мертвых тел, доставленных в

анатомический театр, один мужской кадавер, самый стройный, и, дав членам

красивое и вместе поучительное положение, велел заморозить, чему и погода

вполне благоприятствовала. Тело было потом внесено в препарационную залу —

поверхность его немного оттаяна, и господин Буяльский со своим адъюнктом,

прозектором и его помощником с большим тщанием в течение 5-ти дней

отпрепарировали все мускулы в настоящей их полноте, выносив, смотря по

надобности, тело на мороз. *Вслед за сим снята была

•с препарата гипсовая форма и отлита статуя, которая представляет лежащее

на спине стройное мужеское тело с поверхними мускулами (без кожи). Все

художники, видевшие ее, отдали полную похвалу как красивому и умному

расположению членов фигуры, так и искусству, с каковым сохранена пропорция

полноты частей и их форма".

Так появилась знаменитая и единственная в своем роде статуя ..Лежащее

тело", которая до сих пор служит прекрасным пособием к изучению

пластической анатомии.

Президент Академии распорядился об отливке нескольких таких же статуй для

Лондонской, Парижской и других Академий.

„Лежащее тело" — плод коллективного труда. Помимо Буяльского, в работе

принимали участие: художник Сапожников, снявший гипсовую форму, и виднейший

скульптор — профессор Петр Клодт, отливший статую из бронзы.

Приведенный частный факт, однако, нисколько не умаляет гениального

открытия Пирогова и ничуть не оспаривает его приоритет в вопросе о

замороженных распилах. Творцом „ледяной анатомии" бесспорно и

безапелляционно является Николай Иванович Пирогов.

В своей статье, помещенной в журнале "Отечественные записки", Пирогов

сообщает о попытке присвоения настоящего его открытия (способа создания

замороженных распилов) французским анатомом Лежандром. „Начав мою

работу,—пишет Пирогов,—еще за 20 лет, я не спешил и никогда не думал о

первенстве, хотя и твердо был уверен, что до меня никто не делал такого

приложения холода к изучению анатомии... Гораздо замечательнее было по

следующим обстоятельствам появление в свет труда, сходного с моим, под

прекрасным небом Франции". Дальше следует рассказ о том, как Пирогов еще в

1853 г. представил в Парижскую академию пять-выпусков своего атласа

„Топографической анатомии". 19 сентября того же года об этом труде русского

ученого Пирогова было сделано сообщение на заседании Академии, о чем и

напечатано в ее протоколах. А спустя три года (1856 г.) французскому

анатому Лежандру была присуждена Монтионовская премия за представленные им

в Парижскую академию таблицы, выполненные по тому же методу сечения

замороженных трупов. Об этом было напечатано в протоколах той же академии,

но имя Пирогова не упоминалось. „Мой труд как будто бы не существовал для

академии",— пишет Николай Иванович и иронически добавляет, намекая на

Крымскую войну:— „Я ничем другим не могу объяснить это забвение, как

восточным вопросом, в котором, вероятно, и Парижская академия, по чувству

патриотизма, приняла деятельное участие".

Как раз сейчас, попутно говоря о плагиате некоторыми иностранными учеными

открытий и изобретений русских ученых, следует присовокупить заявление

Пирогова о том, как немецкий профессор Гюнтер „изобрел" остеотом

(инструмент при операции на костях), совершенно сходный с остеотомом

Пирогова и значительно позже опубликования чертежа Пирогова. Вот что об

этом пишет сам Пирогов: „Не смея предположить, чтобы ученому профессору

были неизвестны труды его соотечественника, я должен принять одно из двух:

или мы, т. е. я и Гюнтер, попали в одно время на одну и ту же мысль, или

Гюнтер присвоил себе - мою мысль. Мое сочинение не могло, впрочем, не -

быть известным Гюнтеру"

Вот яркий пример, как некоторые иностранные ученые уважают и ценят

приоритет, прибегая, к самой гнусной форме — плагиату.

Из ценнейших и виднейших работ Николая Ивановича Пирогова, написанных им

еще в период его пребывания в Дерпте, имеющих мировое значение и открывших

новую эпоху, новую эру в развитии хирургии, следует отметить —

„Хирургическую анатомию артериальных стволов и фасций", — ,,Anatomia

chirurgica truncorum arterialium atque fasciarum fibrosarum". Она была

написана Пироговым в 1837 г. на латинском и в 1840 г. на немецком языках и

переведена вскоре на все европейские языки, в том числе и на русский. Этот

замечательный труд переиздавался на русском языке много раз: в 1854 г. —

Блейхманом, в 1861 г.— Шимановским и в последний раз, в 1881 г., он был

переиздан, к сожалению, неудачно, под редакцией и с примечаниями С.

Коломнина. Этот труд был увенчан Демидовской премией Академии Наук. Эта

ценнейшая книга в настоящее время является библиографической редкостью.

Страницы: 1, 2, 3, 4