Погребальная обрядность восточных славян и русского народа

2

ГОУ высшего профессионального образования «Северо-западный институт печати СПбГУТД»

Тема: «Погребальная обрядность восточных славян и русского народа»

Работу выполнила: Лебедева Анастасия Павловна, группа Р1-1

Преподаватель: Селезнев Альберт Иванович

Санкт-Петербург 2007

Похоронные причитания фиксируют постоянные формулы посмертной персонификации умершего как показатель его "перехода" в иную форму бытия. В причитаниях смерть, персонифицируясь, не получает, как правило, ясного антропоморфного облика (калика перехожая, в которую иногда превращается смерть, представляет собой пока еще не выясненное исключение), что позволяет воспринимать ее как высшую, неведомую, таинственную силу. Это, безусловно, поздняя перекодировка образа. О более ранней образной природе смерти в русских похоронных причитаниях свидетельствует целая цепь определений - "голодная", "неуемная", "недосужная", "смерть-злодей", "змея лютая", постоянный антропоморфизм ее действий: она приходит не спросясь, украдкой, никогда не стучится в ворота и пр. Не нарушает общую систему рассуждений и способ ее перевоплощений - когда неопределенность облика смерти, ее нечеткость сменяется видимым конкретным превращением в ворона. Подобный путь "прояснения"образа мысленно ставит параллель с мифами, космогоническими в частности, где непредставимое только путем превращения получало вполне конкретный осязаемый облик. Смерть, так же как и мифах, где зооантропоморфным тотемным существами приписывалась способность с легкостью менять свой внешний облик, предстает то в образе "калики перехожей", о неожиданно теряет видимые очертания, то вдруг многократно и последовательно перевоплощается. Смерть (как болезнь и горе) тоже имела, по всей видимости, на какой-то определенной стадии развития и постоянный антропоморфный облик. Смерть, как и все живое, была смертна, а поэтому ее должно похоронить так же, как мертвого. В обрядах Смерть хоронят, чтобы ее не было. Момент возможного "вторичного" возрождения, столь важный в земледельческих обрядах, здесь отсутствует. Похоронные причитания дают разную интерпретацию посмертного существования. На "житье вековечное" покойного собирают, "снаряжают" по всем правилам земного этикета - дают ему еду, домашнюю утварь, в степных районах - коня и пр. Все это подтверждается этнографическими и археологическими данными. "Перед уходом похоронной процессии с кладбища под гроб…" (в том случае, если умершего предавали земле) "…кладут дары. Чаще всего они состоят из еды, трубки умершего и табака. В своей новой жизни в царстве мертвых у покойника должно быть все необходимое. Рядом с гробом вешают большую плетеную сумку, чтобы дух покойного мог собирать ягоды по пути и питаться ими."

Впрочем, следует отметить, что в реальных археологических следах погребального обряда мы постоянно наблюдаем сосуществование (с разным процентным соотношением) двух форм - древней ингумации, захоронения покойников в земле, и новой, родившейся лишь в середине II тысячелетия до н. э. кремации. Обе они связаны с общей идеей культа предков, но, очевидно, с разной практической (с точки зрения древних людей) направленностью этой идеи. Захоронение предков в земле могло означать, во-первых, то, что они как бы охраняют земельные угодья племени ("священная земля предков"), а во-вторых, что они, находящиеся в земле предки, способствуют рождающейся силе земли. Небо в этом случае в расчет не принималось. При трупосожжении же совершенно отчетливо проступает новая идея душ предков, которые должны находиться где-то в среднем небе, в "аере" - "ирье", и. очевидно, содействовать всем небесным операциям (дождь, туман, снег) на благо оставшимся на земле потомкам. Когда в дни поминовения предков их приглашают на праздничную трапезу, то "деды" представляются летающими по воздуху. Трупосожжение не только торжественнее простой ингумации как обряд, но и значительно богаче по сумме вкладываемых в него представлений. Осуществив сожжение, отослав душу умершего в сонм других душ предков, древний славянин после этого повторял все то, что делалось и тысячи лет тому назад: он хоронил прах умершего в родной земле и тем самым обеспечивал себе все те магические преимущества, которые были присущи и простой ингумации.

Первые два элемента не требуют особых пояснений. Изготовление домовины прямо связано с идеей второй, посмертной, жизни, а насыпка полусферических насыпей, по всей вероятности, отражает представления о трех горизонтальных ярусах Вселенной: курган изображает средний, земной, ярус, он является как бы моделью кругозора видимого земного пространства; зарождается эта идея, как мы знаем, в открытых степных областях и именно тогда, когда пастушеские племена начинают перемещаться по пастбищам. Куда бы они ни попали, везде земля представлялась им выпуклым кругом, шаровым сегментом, и они схематизировали свой видимый мир в форме кургана. Над курганом-землей находится небо, верхний мир, а под курганом - подземный мир мертвых. Значительно труднее объяснить появление во многих местах (конвергентно) устойчивого обычая захоронения сожженного праха покойников в горшках для приготовления пищи. Археологи настолько привыкли к глиняным погребальным урнам, что совершенно не задумываются над весьма странным, на первый взгляд, сочетанием: горшок для пищи и в нем - останки покойника, только что перешедшего в разряд предков-покровителей. Вопрос о появлении идеи такого сочетания достаточно сложен и потребует от нас некоторого отступления в сторону и специального разыскания.

Комплекс представлений, связанных с погребением предков, является общечеловеческим и этнические особенности сказываются в деталях и в сочетаниях второстепенных признаков или в разновременности появления этих признаков, тоже в большинстве случаев общих для многих народов.

Представления о реинкарнации в тотемных животных или сакральные предметы характерно для архаических культур вообще. Старшие говорили молодым, показывая на чуринги: "Это твой предок, то чем ты был когда странствовал по этой земле во время своего предыдущего существования." Реликтовые формы этих представлений сохраняются в похоронных обрядах, где умершего заворачивают в шкуру животного, а живые надевали маски тотемного животного или устраивали погребальные пляски, имитирующие движения тотема.

Во всех сказочных вариантах птица уносит на тот свет с последующим возвращением не настоящего, а лишь "мнимого покойника". Готовность же к подобному переходу символизирует всегда однозначно - заворачивание в шкуру животного. Это сказочная интерпретация о душе-птице, покидающей пределы этого мира, соединенных реликтовыми формами тотемных представлений о приобретении покойным облика своего тотема.

Итак, смерть, по древним представлениям, - это всегда метаморфоза. Славяне уподобляли смерть жизни, она была для него лишь границей. После которой начиналась "новая жизнь" в "новом мире". Раз после смерти жизнь будет продолжена в другом месте, то для человека "пал ужас смерти" существование человека на земле оказалось только одним из звеньев в цепи всех отошедших поколений. "Переходный" период умершего заканчивался на земле его уходом в иной мир, но он мог вернуться на землю вновь в любом другом облике, в том числе и в лице своего потомка. Поэтому могилы и курганы предков располагались бок о бок с усадьбами живых: то были даже не два разных мира, а единый мир, в котором прошедшее, настоящее и будущее оказывались расположенными и тесно сосуществующими.

Предки и потомки составляли единую сакральную общину. Мир по ту и по эту сторону мало чем отличался один от другого. Он мог совпадать полностью, быть тождественным земному. Тогда покойный, покинув этот мир находит своих ранее умерших сородичей и начинают жить вместе с ними. Поскольку загробный мир подобен земному, то и там возможно умирание с последующим возрождением на земле.

Тайна смерти и посмертного существования была одной из определяющих идей языческого мировоззрения. Не случайно "со времени появления человека и до настоящего времени ни одно явление не вызывало в нем столько сильных эмоций и такого напряженного процесса мысли, как смерть, это странное, непонятное явление.

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5