соответствующими знаковыми системами и средствами.

Любая группа, для того чтобы выжить, должна обладать средством,

которое позволяло бы ее членам общаться между собой, направлять и

координировать действия каждого из них.

Почти у всех видов животных имеются способы передачи информации,

с помощью которых каждая особь может сообщать другим представителям

своего вида об опасности, привлекать внимание потенциального брачного

партнера или запрещать проникновение на свою территорию. Эти сигналы,

однако, всегда связаны с той или иной сиюминутной ситуацией. По-

видимому, ни одно животное, кроме человека, не способно передавать

информацию, не относящуюся к данному моменту. Только человеческие

существа могут при помощи слов возвращаться в прошлое, делая доступным

познание давних событий, а также сообщать заранее о некоторых событиях

или действиях, предстоящих в будущем, или необходимых шагах для их

осуществления.

Исследователи еще не пришли к единому мнению о том, в какой

именно момент возник язык. Некоторые авторы считают, что это произошло

очень давно, возможно 2 млн. лет назад, в эпоху, когда Нотo habilis

изготовлял свои первые орудия. Разнообразие этих орудий и передача

соответствующих навыков были бы невозможны без языка.

Особенности взаимоотношений животных друг с другом определяют и

особенности их «речи». Как известно, общение животных выражается

нередко в том, что одно животное воздействует на других с помощью

звуков. Имеем ли мы в этом случае процесс, похожий на речевое общение

человека? Некоторое внешнее сходство между ними несомненно существует.

Внутренне же эти процессы в корне различны. Человек выражает в своей

речи некоторое объективное содержание и отвечает на обращенную к нему

речь не просто как на звук, а как на отраженную в речи реальность.

Голосовое общение животных в корне отличается от нее. Легко доказать,

что животное отвечает на голос сородича вне зависимости от того, что

отражает данный ключевой сигнал: он имеет для него лишь определенный

биологический смысл. Или, например, у птиц, живущих стаями, существуют

специфические крики, предупреждающие стаю об опасности. Эти крики

воспроизводятся птицей всякий раз, когда она чем-нибудь напугана. При

этом совершенно безразлично, что действует в данном случае на птицу:

один и тот же крик сигнализирует и о появлении человека, и о появлении

хищного животного и просто о каком-нибудь необычном шуме.

Следовательно, эти крики связаны с теми или иными явлениями

действительности, сходством объективного отношения к ним животного.

Иначе говоря, упомянутые крики животных лишены устойчивого

объективного предметного значения. То есть общение животных и по

своему содержанию и по характеру осуществляющих его конкретных

процессов также полностью остается в пределах их инстинктивной

деятельности.

2. Научение, мышление, интеллект.

Не менее важные различия обнаруживаются в мышлении человека и

животных. Оба названных вида живых существ чуть ли не с рождения

обладают потенциальной способностью к решению элементарных

практических задач в наглядно-действенном плане. Однако уже на

следующих двух ступенях развития интеллекта — в наглядно-образном и

словесно-логическом мышлении — между ними обнаруживаются разительные

различия.

Только высшие животные, вероятно, могут оперировать образами,

причем это до сих пор в науке остается спорным. У человека данная

способность проявляется с двух- и трехлетнего возраста. Что же

касается словесно-логического мышления, то у животных нет и малейших

признаков этого типа интеллекта, так как ни логика, ни значения слов

(понятия) им не доступны.

Ученых также давно волновал вопрос, способны ли животные чему-

нибудь научиться. В 1912 году Йеркс пытался выяснить, на какой ступени

эволюции животного мира появляется эта споcобность чему-то научаться.

Ее зачатки с несомненностью обнаруживались уже у дождевого червя.

Действительно, Йеркс сумел научить некоторых особей поворачивать

направо в Т-образном лабиринте. Чтобы достичь такого результата,

потребовалось больше 150 проб, в которых червь, если он поворачивал

налево, натыкался на сетку, находившуюся под током. Тем не менее, было

доказано, что простая нервная система этих животных может накапливать

информацию, способную изменять их поведение.

У высших млекопитающих, главным образом у обезьян в человека,

благодаря высокому уровню развития головного мозга появляются новые

способности, позволяющие решать задачи без предварительных пробных

манипуляций.

Очевидно, наиболее далеко продвинувшиеся в процессе эволюции обезьяны

и, разумеется, человек смогли выработать эту способность улавливать

связь между различными элементами ситуации и выводить из нее

правильное решение путем умозаключений, не прибегая к пробным

действиям, производимым наудачу,

Умозаключения используются в самых разнообразных ситуациях

повседневной жизни, идет ли речь о выполнении какой-нибудь задачи, о

перемещении из одного места в другое или о получении и осмысливании

информации, исходящей от среды, в которой живет индивидуум.

У позвоночных, стоящих на вершине эволюционной лестницы, в

частности у приматов, возникают новые формы индивидуально-изменчивого

поведения, которые с полным основанием могут быть обозначены как

«интеллектуальное» поведение.

Таким образом, на высших этапах эволюции начинают формироваться

особенно сложные виды поведения со сложной структурой, включающей:

— ориентировочно исследовательскую деятельность, приводящую к

формированию схемы решения задачи;

— формирование пластически изменчивых программ поведения,

направленных к достижению цели;

— сличение выполненных действий с исходным намерением. Характерным

для такого строения сложной деятельности является ее

саморегулирующийся характер: если действие приводит к нужному эффекту,

оно прекращается, если оно не приводит к нужному эффекту — в мозг

животного поступают соответствующие сигналы и попытки решить задачу

начинаются снова.

Систематические исследования интеллектуального поведения высших

животных (обезьян) были начаты известным немецким психологом

В.Келлером. Для изучения этой формы поведения Келлер ставил обезьян в

сложные условия, когда непосредственное достижение цели было

невозможно.

Обезьяна должна была либо использовать обходной путь, чтобы

получить приманку, либо использовать для этой цели специальные орудия.

Так, например, обезьяну помещали в большую клетку, рядом с которой

клали приманку на таком расстоянии, чтобы обезьяна не могла до нее

дотянуться. Достать ее она могла, лишь использовав обходной путь через

дверь, расположенную в задней стене клетки.

Исследования, проведенные Келлером, позволяли наблюдать следующую

картину. Сначала обезьяна безуспешно пыталась непосредственно достать

приманку: тянулась к ней или прыгала. Затем она бросала эти

безуспешные попытки, и наступал период, когда обезьяна неподвижно

сидела и лишь рассматривала ситуацию, что сопровождалось

соответствующими движениями глаз, до тех пор, пока не приходила к

правильному решению задачи. Характерно, что решение задачи

перемещалось из периода непосредственных проб в период предшествующего

попытке наблюдения, и движение обезьяны становилось лишь исполнением

ранее выработанного «плана решения».

Очень сложно объяснить, как животное приходит к интеллектуальному

решению задачи, и процесс этот трактуется различными исследователями

по-разному. Одни считают возможным сблизить эти формы поведения

обезьяны с человеческим интеллектом и рассматривают их как проявление

творческого озарения. Австрийский психолог К.Вюлер полагает, что

использование орудий обезьянами следует рассматривать как результат

переноса прежнего опыта (обезьянам, живущим на деревьях, приходилось

притягивать к себе плоды за ветви). С точки зрения современных

исследователей, основу интеллектуального поведения составляет

отражение сложных отношений между отдельными предметами. Животные

способны уловить отношения между предметами и предвосхитить результат

данной ситуации. И.П. Павлов, проводивший наблюдения над поведением

обезьян, называл интеллектуальное поведение обезьян «ручным

мышлением».

Итак, интеллектуальное поведение, которое свойственно высшим

млекопитающим и достигает особенно высокого развития у

человекообразных обезьян, представляет собой ту верхнюю границу

развития психики, за которой начинается история развития психики уже

совсем другого, нового типа, свойственной только человеку, — история

развития человеческого сознания. Предысторию человеческого сознания

составляет, как мы видели, длительный и сложный процесс развития

психики животных. Если окинуть единым взглядом этот путь, то отчетливо

выступают его основные стадии и управляющие им закономерности.

Развитие психики животных происходит в процессе их биологической

эволюции и подчинено общим законам этого процесса. Каждая новая

ступень психического развития в своей основе вызвана переходом к новым

внешним условиям существования животных и новым шагом в усложнении их

физической организации.

3. Мотивация и эмоции.

Более сложным является вопрос о сравнении проявления эмоций у

животных и человека. Трудность его решения состоит в том, что

первичные эмоции, имеющиеся у человека и животных, носят врожденный

характер. Оба вида живых существ, по-видимому, их одинаково ощущают,

однообразно ведут себя в соответствующих эмоциогенных ситуациях. У

высших животных — антропоидов — и человека имеется много общего и во

внешних способах выражения эмоций. У них же можно наблюдать что-то

подобное настроениям человека, его аффектам и стрессам.

Вот один довольно забавный пример. Демонстрация оскала -

широчайше распространенная у позвоночных инстинктивная программа. Ее

цель - предупредить при встрече с кем-либо, что вы вооружены и готовы

за себя постоять. Приматы очень широко пользуются ею при контактах.

Человек тоже скалит зубы при сильном страхе или гневе. Оказаться

адресатом такой демонстрации неприятно и совсем не хочется. Но у

программы показа зубов есть еще два куда более мягких варианта. Первый

- заискивающая улыбка. Так улыбается человек, вступая в контакт с тем,

кого побаивается. Второй - это широкая улыбка. Так улыбается другому

спокойный, уверенный в себе человек. В сущности, он тоже показывает

вам, что вооружен и готов за себя постоять и в вашем снисхождении не

нуждается. Но эта форма демонстрации настолько мягкая, что не только

не вызывает у вас страха, а напротив, действует приветливо и

умиротворяюще. Мы чувствуем: "Вот, по-видимому, хороший человек, ему

от меня ничего не надо, мне от него тоже, но если бы он мне

понадобился, мы бы легко вступили в контакт". Давно замечено: когда

человек, всю жизнь проживший при тоталитарном режиме, попадает в

страну, где люди чувствуют себя свободно, его поначалу удивляет,

почему окружающие все время улыбаются друг другу и ему тоже.

Путешественник, привыкший, что вокруг никто не улыбается, а если и

улыбается, то заискивающе, в первые дни думает, что от него чего-то

хотят.

Вы замечали, наверное, не раз, как склонный к авторитарности

начальник, видя в зале совещания улыбающихся друг другу подчиненных,

приходит в волнение и требует прекратить улыбаться. Во-первых,

начальник привык, что ему при встрече сотрудники улыбаются иной

улыбкой - заискивающей. Во-вторых, когда начальник подсознательно

ощущает, что среди подчиненных есть люди, чувствующие себя свободно,

он настораживается: "Свободны от кого? От начальника? Не боятся?

Значит, не уважают? Я этого не заслужил!"

Вместе с тем у человека есть высшие нравственные чувства, которых

нет у животных. Они, в отличие от элементарных эмоций, воспитываются и

изменяются под влиянием социальных условий.

Много усилий и времени ученые затратили на то, чтобы разобраться

в вопросе об общности и различиях в мотивации поведения людей и

животных. У тех и других, без сомнения, есть немало общих, чисто

органических потребностей, и в этом отношении трудно обнаружить

сколько-нибудь заметные мотивационные различия между животным и

человеком.

Есть также ряд потребностей, в отношении которых вопрос о

принципиальных различиях между человеком и животными представляется

однозначно и определенно нерешаемым, т.е. спорным. Это — потребности в

общении (контактах c себе подобными и другими живыми существами),

альтруизме, доминировании (мотив власти), агрессивности. Их

элементарные признаки можно наблюдать у животных, и окончательно до

сих пор не известно, передаются они человеку по наследству или

приобретаются им в результате социализации.

У человека имеются и специфические социальные потребности,

близкие аналоги которых нельзя обнаружить ни у одного из животных. Это

— духовные потребности, потребности, имеющие нравственно-ценностную

основу, творческие потребности, потребность в самосовершенствовании,

эстетические и ряд других потребностей.

Одну из главных проблем психологии составляет выяснение вопроса о

том, какие из потребностей у человека являются ведущими в детерминации

поведения, какие — подчиненными.

III. Заключение.

Итак, человек, в своих психологических качествах и формах

поведения представляется социально-природным существом, частично

похожим, частично отличным от животных. В жизни его природное и

социальное начала сосуществуют, сочетаются, иногда конкурируют друг с

другом. В понимании подлинной детерминации человеческого поведения

необходимо, вероятно, принимать в расчет в то и другое.

До сих пор в своих политических, экономических, психологических и

педагогических представлениях о человеке мы по преимуществу учитывали

социальное начало, а человек, как показала жизненная практика, даже в

относительно спокойные времена истории не переставал быть отчасти

животным, т.е. биологическим существом не только в смысле органических

потребностей, но и в своем поведении. Основная научная ошибка

марксистско-ленинского учения в понимании природы человека состояла,

вероятно, в том, что в социальных планах переустройства общества в

расчет принималось только высшее, духовное начало в человеке и

игнорировалось его животное происхождение.

Страницы: 1, 2