угрозам своих соседий, а не в ответ на изменения глобального баланса сил. А

поступают они подобным образ потому, что их соседи представляются более

опсными, чем любая сверх держава, хотя бы силу географической близости (там

же). Наконец, теория баланса угроз может также объяснить выбор

потенциальных союзников государства в той ситуации, когда они

приблизительно равны по силе. В этом случае государство заключает союз с

наименее, в его представлении, опасной стороной.

С позиции теории баланса угроз одно из государств (или коалиции

государств) угрожает другим случае его географической близости, его

наступательной способности агрессивности его намерений. При этом важное

значение играет не столко декларации и даже не реальные намерения

государств или их союзов, воспринимаемые другими государствами или союзами

как угрожающие их интересами, сколько восприятия их действий в качестве

таковых.

С.Уолт доказывает свою теорию на примере СССР. Во-первых, СССР

воспринимался как значительная угроза большинством граничащих с ним стран

потому, что он являлся самой большой и могущественной страной на

евразийском континенте. Во-вторых, советская военная доктрина делала акцент

на преимуществе и ценности наступления, что отчасти объяснялось невыгодным

географическим положением СССР. Наконец, известные попытки Сталина и

Хрущева запугать Запад воспринимались последним как осознанная

агрессивность намерений, несущая в себе угрозу. Результатом стала

сплоченная стратегия Запада, направленная на изоляцию и сдерживание СССР со

всеми известными последствиями.

Оставим в стороне некоторую односторонность в интерпретации С.Уолтом

политики СССР и Запада. Попробуем использовать его теорию применительно к

ситуации расширения НАТО на восток, т.е. его географического приближения к

границам Российской Федерации. Трудно отрицать (особенно с учетом натовской

операции в Косово), что складывающаяся ситуация полностью подпадает под

характеристику нарушения баланса угроз. Налицо не только географическая

близость, но и наступательная способность Североатлантического союза. Что

касается агрессивности его намерений, то каковы бы ни были мотивы

расширения, их трудно воспринимать как миролюбивые по отношению к России,

особенно с учетом новой стратегии НАТО, принятой на юбилейном саммите

членов этой организации в апрле 1999 г. в Вашингтоне. Согласно этой

стратегии, Североатлантический союз наделяет себя правом на «гуманитарное

вмешательство» за пределами зоны своей ответственности и без санкции ООН.

Если же к трем аспектам складывающегося дисбаланса угроз добавить уже

существующий после развала СССР дисбаланс сил, то трудно отрицать

обоснованность тревог российского политического класса по поводу расширения

НАТО и то, что новая доктрина этой организации, «весьма вероятно, станет

дестабилизирующим фактором международных отношений (будет провоцировать

интенсификацию гонки вооружений во многих регионах)» (Стратегия для России.

2000. 2. 1. 2).

Конечно, испльзование идей и положений реалистской парадигмы должно

отражать изменившиеся реалии. Идеи и положения реализма должны быть

тщательно проинвентаризированны и обновлены с учетом новых процессов и

явлений в сфере международных отношений. Но это не означает, что могут быть

отброшены идеи и положения, наработанные в рамках либеральной парадигмы,

например, идеи концепции коллективной безопасности или взаимозависимости,

которые также требуют непредвзятого анализа и использования с учетом

особенностей современного этапа международных отношений. Иными словами,

необходим комплексный подход к анализу проблем международной безопасности.

В отечественной науке подобный подход в анализу проблем международной

безоасности. В отечественной науке подобный подход, разрабатывавшийся в

работах А.Г.Арбатова, А.Д. Воскресенского, С.А.Караганова, А.В. Кортунова,

М.И. Салмина, Т.А. Шаклеиновой и др., способствовал получению не только

интересных теоритически, но и политически значимых результатов (см.,

например: Внешняя политика и безопасность России. 1999; Стратегия для

России. 2000). Естественно, отечественные ученые-международники, так же как

и их зарубежные коллеги, обращают все более пристальное внимание и на

вопросы, связанные с возникновением новых вызовов международной

безопасности.

2. Изменение среды безопасности и новые глобальные угрозы

В условиях распада жесткой биполярной структуры, определявщей степень и

характер участия акторов не только в «высокой» (касающейся вопросов

безопасности, войны и мира), но и «низкой» политике (охватывающей вопросы

культурных обменов, научных и профессиональных контактов…), вторжение новых

действующих лиц в обе и эти сферы приобрело поистине обвальный характер1.

Это касается традиционных международных акторов- государств и

межгосударственных институтов, и в еще большей мере новых участников,

таких, как субнациональные структуры, транснациональные корпорации,

неправительственные организации, различного рода ассоциации, устойчивые

группы (вплоть до мафиозных структур) и выдающиеся личности. Но пожалуй,

еще более впечатляющими являются те изменения, которые вносит сегодня в

характер и состояние международных отношений участие в них различного рода

временных объединений и «неорганизованных» частных лиц. Как уже было

показано в главе 8, такое

участие становится источником абсолютной случайности в сфере международных

отношений и влечет за собой переход от ситуации риска, свойственной периоду

«холодной войны», к ситуации сомнения и связанному с ней парадоксу участия

(Allan. 1994. P. 65).

Процессы взаимозависимости стирают грань между внутренними и

внешними, между государственными и общественными интересами. Внутренняя и

внешняя политика становятся тесно связанными. Соответственно происходят

изменения и в сфере безопасности. Как подчеркивается в Хартии Европейской

безопасности, принятой в Стамбуле в ноябре 1999г., «стало все более

очевидным, что угрозы нашей безопасности могут быть следствием конфликтов

как между государствами, так и внутри государства» (Хартия Европейской

безопасности. 1999). Учитывать национальные интересы становится все

труднее. Традиционные максимы международной политики, которые используются

государствами в их национальных интересах или те, с помощью которых они

пытаются увеличить свою силу, становятся сомнительными.

С другой стороны, свою неприспособле6нность к новым реалиям

обнаружили фактически все международные институты безопасности- ООН, ОБСЕ,

НАТО последняя была создана в целях противостояния СССР, и с его распадом

утратила противника, а следовательно, и первоначальный основной смысл

своего существования).

Относительно ООН следует сказать следующее. Дело не в том, что она

была создана с целью предотвращения новой мировой войны и внезапного

нападения одного государства или группы государств на другое, а сегодня

столкнулась с ситуацией, в которой «в настоящий момент нет опасности

мировой войны или даже большой войны между государствами» (Ротфельд. 1997.

С. 38). Дело так же не в

1.Речь идет как о появлении на политической карте мира (после распада СССР

и Югославии, раздела Чехословакии, а также в результате обретения

независимости Науру, Тонга и Кирибати) «национальных» акторов т.е.новых

независимых наций-государств, так и об интенсификации международных

контактов и об усилении роли в мировой политике субнациональных (провинций,

штатов, республик, земель и других субъектов федеративных государств),

транснациональных (предприятий и фирм, банков и корпораций, организованных

групп и т.п.), наднациональных (ЕС, НАФТА, МЕРКОСУР) и межнациональных

(НАТО) акторов.

том, что право вето стало главным препятствием для принятия решений,

которые способны быстро и эффективно помочь выйти из кризисной ситуации или

предотвратить угрозы нетрадиционного характера (см. там же). Обоснованность

этих двух момент вызывает определенные сомнения. В первом случае сомнения

вызваны, например, принятием Конгрессом США решения о развертывании новой

системы ПРО (в отсутствие угрозы войны это выглядит совершенно

бессмысленным). А во втором сомнения возникают относительно того, что

решение о военной операции в Косово ( принятое без мандата ООН именно с

целью избежать вето со стороны РФ и Китая) позволило радикально улучшить

ситуацию в Косово (см., например: Ramses 2000. P. 347).

Право вето, действительно далеко не идеальный инструмент для

выработки и принятия согласованных решений. Но до тех пор пока в системе

ООН не удастся выработать более совершенного механизма сдержек и

противовесов, именно право вето выполняет эту роль в условиях, когда

большинство в составе постоянных членов СБ принадлежит Западным странам и

именно у них есть возможность оказывать давление на страны, избираемые в

него лишь на двухлетний срок1. Возможно, что как раз использование данного

инструмента будет стимулировать интенсивные поиски легитимных путей

разрешения Косовской проблемы.

Несоответствие ООН новым требованиям в области безопасности связано

с другим обстоятельством, а именно противоречием между провозглашаемыми в

Уставе ООН правом наций на самоуправление и ценностью неотъемлемых прав

человека, с одной стороны, и незыблемостью принципа государственного

суверенитета, сохранения целостности государств и нерушимости

государственных границ- с другой. То же можно сказать и о «Хельсинском

декалоге». Провозглашенные в нем принципы суверенитета, нерушимости границ,

территориальной целостности государств и невмешательство во внутренние дела

вступают в конфликт с такими принципами, также отраженными в декалоге, как

уважение прав человека и основных свобод, равноправие и прав народов на

самоопределение. Что же касается НАТО, то, во-первых, несмотря на

проведенные реформы, создание и начало осуществления новых программ (ПРМ,

ССАС и т.п.) и стремительное расширение на восток, Альянс продолжает

испытывать проблемы, связанные со все еще не найденной новой

самоидентификацией. Во- вторых, окончание холодной войны и исчезновение

советской угрозы вывели на первый план различие интересов США и их

европейских союзников и обострили проблемы доверия между ними. Кроме того,

судьба и жизненный опыт нового поколения американской и европейской элиты,

сменяющего у власти старое поколение, уже не связаны с прежней преданностью

идеям Атлантического сообщества. Усиление Европейского союза усложняет

связи с Соединенными Штатами. Отмечая эти обстоятельства, С, Уолт не

исключает того, что «со временем американцы, возможно, будут рассматривать

такую Европейскую супердержаву, как своего главного глобального соперника»

(Walt. 1998/99). Подчеркивая, что альянсы, рожденные в дни войны, редко

переживают разгром врага и что в этом смысле НАТО уже является аномалией,

Уолт заключает: «Вместо бессмысленной раздачи гарантий в каждой

потенциальной «горячей точке», вместо того, чтобы основывать нашу внешнюю

политику на презумпции постоянного партнерства, для

_____________________

1 В данной связи ситуацию не решит и механическое расширение состава СБ

за счет Германии и Японии: при отмене права вето западные страны просто

получат большие (а фактически ничем неограниченные) возможности проводить

через СБ ООН любое нужное им решение и игнорировать мнение других стран-

членов.

Соединенных Штатов и Европы пришло время медленного и постепенного процесса

разъединения. Этот процесс неизбежен, и мудрость управления государством

заключается в умении предвидеть и использовать ход истории, а не

ввязываться в бесполезные попытки его остановить» (там же. Р10). Подобные

мысли возникают и в Европе. Вот что пишет французский исследователь А.Жокс:

«Американский антиэтатизм и европейский антиимпериализм объединялись против

СССР, но евро-американский союз оказался почти лишенным общих политических

принципов после падения Советского Союза. Европейские страны полностью

поглощены созданием чего-то вроде супергосударства, ЕС, который для

американцев имел смысл только в антисоветской борьбе» (Joxe. 1997.P.335).

Возможно, данные выводы слишком категоричны. Вместе с тем вряд ли

можно отрицать, что в них обозначены действительные проблемы, с которыми

сегодня сталкиваются сегодня Атлантический альянс. Кроме того, несмотря на

постоянные утверждения о том, что НАТО не только и не столько военная,

сколько политическая организация, целью которой является предупреждение и

разрешение кризисов, остается фактом то, что она слабо приспособлена для

участия в спасательных и гуманитарных операциях в случае стихийных бедствий

и природных катостроф и не проявляет заинтересованности в таком участии.

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8