В ст. 25 УК РФ дается понятие умысла, несколько отличающееся от его понятия в прежнем Уголовном кодексе (ст. 8 УК РСФСР). Определяя прямой умысел, законодатель выделил две формы предвидения общественно опасных последствий: возможность и неизбежность. В определении косвенного умысла отмечается лишь возможность предвидения таких последствий. Таким образом, прямой и косвенный умысел различаются как по волевому, так и по интеллектуальному моментам. Интеллектуальный момент прямого умысла включает в себя осознание общественной опасности своих действий (бездействия), предвидение возможности или неизбежности наступления общественно опасных последствий, в то время как интеллектуальный момент косвенного умысла исключает элемент предвидения неизбежности наступления таких последствий. Основное различие между прямым и косвенным умыслом коренится в волевом моменте, который для прямого умысла определяется как желание наступления общественно опасных последствий, а для косвенного - не желание, но сознательное допущение этих последствий либо безразличное отношение к ним.

Как уже отмечалось, в юридической литературе нет единого мнения о содержании субъективной стороны рассматриваемого преступления, в частности, в оценке конкретной формы вины. Одни авторы указывают, что данное преступление можно совершить только с прямым умыслом . Например, О. Ф. Шишов полагает, что «рассматриваемое преступление может быть совершено только с прямым умыслом» . На этой же позиции стоит и П. В. Замосковцев, который отмечает, что «Перенесение законодателем момента окончания рассматриваемого преступления на начало совершения общественно опасных деяний обуславливает и специфику их субъективной стороны. Любое такое преступление может быть совершено только с прямым умыслом». Причем, как отмечает Н. Д. Дурманов, «прямым умыслом виновного охватываются не только действия, входящие в состав преступления, но и дальнейшие, направленные на тот же объект действия, и их результат, находящиеся за пределами данного состава». Дурманов Н. Д. Стадии совершения преступления по советскому уголовному
праву. М., 1955. С. 44.

С. В. Максимов также считает, что «Посягательство на жизнь сотрудника правоохранительного органа, военнослужащего, а равно их близких может быть совершено лишь с прямым умыслом». Аналогичной точки зрения придерживается и профессор М. П. Журавлёв. По его мнению, наличие специальной цели и мотива предопределяет только прямой умысел.

Другие авторы допускают возможность совершения этого преступления как с прямым, так и с косвенным умыслом. Они придерживаются позиции, выработанной Пленумом Верховного Суда РСФСР в своем постановлении «О судебной практике по делам о посягательстве на жизнь, здоровье и достоинство работников милиции, народных дружинников и военнослужащих в связи с выполнением ими обязанностей по охране общественного порядка» от 24 сентября 1991 г. № 3 (в редакции постановления Пленума от 21 декабря 1993 № И): «Поскольку под посягательством на жизнь работника милиции или народного дружинника в связи с выполнением ими обязанностей по охране общественного порядка понимается убийство либо покушение на убийство этих лиц, судам следует в соответствии со ст. 314 УПК РСФСР обосновывать в приговоре установленный по делу характер вины, учитывая при этом, что убийство указанных лиц совершается как с прямым, так и с косвенным умыслом, а покушение на их убийство - лишь с прямым умыслом».

Например, профессор Г. Н. Борзенков также полагает, что «Субъективная сторона преступления, предусмотренная ст. 191 (2), характеризуется виной в форме прямого или косвенного умысла, если было совершено оконченное убийство работника милиции или народного дружинника. Неоконченное убийство этих лиц может быть квалифицировано по ст. 191 (2) УК лишь при наличии прямого умысла виновного на причинение смерти потерпевшему. В содержание умысла виновного входит сознание им того обстоятельства, что потерпевший является работником милиции или народным дружинником». Профессор 3. А. Незнамова подчеркивает: «Субъективная сторона преступления выражается в умышленной форме вины в виде прямого или косвенного умысла».

С ними солидарен и А. В. Кладков, который также считает, что: «Субъективная сторона преступления характеризуется прямым или косвенным умыслом при оконченном убийстве и только прямым умыслом при покушении на него.».

Профессор Ю. И. Бытко занимает «промежуточную» позицию в определении формы умысла при совершении посягательства на жизнь сотрудника правоохранительного органа, не высказываясь однозначно в пользу какой-либо из приведенных точек зрения. Тем не менее, на наш взгляд, он придерживается той, согласно которой посягательство на жизнь сотрудника правоохранительного органа может быть совершено только с прямым умыслом. Он указывает, что «С субъективной стороны преступление характеризуется умышленной виной и целью лишить жизни сотрудника правоохранительного органа, военнослужащего или их близких. Виновный осознает, что посягает на жизнь указанных лиц, чтобы воспрепятствовать их законной деятельности или отомстить за такую деятельность. Случаи, когда виновный не осознает, что посягает на жизнь названных лиц, следует квалифицировать как умышленное убийство по соответствующим статьям УК РФ.». Ничего не говоря о возможности совершения оконченного преступления с косвенным умыслом, Ю. И. Бытко подчеркивает: «Покушение на жизнь сотрудника правоохранительного органа, военнослужащего или их близких возможно только с прямым умыслом... При отсутствии у виновного умысла на убийство... причинение вреда здоровью или смерти по неосторожности следует квалифицировать как соответствующее преступление против здоровья или жизни по статьям 109, 111-118 УК, но не по ст. 317 УК». Уголовное право Российской Федерации. Особенная часть: Учебник. Саратов, 1999. С. 589 - 590.

Таким образом, Пленум Верховного Суда РФ и солидарные с ним ученые рассматривают особенности содержания интеллектуальных и волевых моментов умысла в зависимости от стадии осуществления объективной стороны. В случае если совершено покушение на жизнь сотрудника правоохранительного органа, то есть субъект не смог довести преступный умысел до конца по независящим от него обстоятельствам, то имеет место прямой умысел, а если довел - то может быть не только прямой, но и косвенный. В принципе, мы не возражаем против содержания интеллектуальных и волевых моментов умысла при покушении, однако при этом нельзя не отметить, что Пленум недооценил законодательное конструирование субъективной стороны состава посягательства на жизнь

сотрудника правоохранительного орган, включающего в нее такие признаки как цель и мотив преступления. Именно этими признаками предопределяется направленность умысла, особенности содержания его интеллектуальных и волевых моментов.

На основании изложенного нам представляется более обоснованной точка зрения авторов, считающих, что преступление, предусмотренное ст. 317 УК РФ, можно совершить только с прямым умыслом. В виду того, что рассматриваемое деяние построено по типу «формального» состава, где последствия, не входящие в число обязательных признаков объективной стороны, для решения вопросов о его юридической оценке (квалификации) не играют никакой роли, волевой элемент определяется отношением к совершаемому общественно опасному деянию1. Под посягательством, в том числе и на жизнь сотрудника правоохранительного органа, как нами было определено в предыдущей главе, понимаются действия, обладающие по своим объективным свойствам признаком общественной опасности независимо от факта наступления вредных последствий. С данной позицией в теории уголовного права согласны не все авторы. Например, профессор Б. С. Никифоров считает, что в «формальных» составах умысел характеризуется одним элементом (интеллектуальным) и одним признаком (сознание общественной опасности совершенного деяния), поэтому членение в них умысла на виды неприемлемо Никифоров Б. С. Субъективная сторона в «формальных» преступлениях //
Советское государство и право. 1971. № 3. С. 117; о том же: Злобин Г. А.,. Развивая эту мысль, большинство ученых-правоведов высказывают точку зрения, разделяемую и нами, что волевой момент при совершении преступлений с формальной конструкцией перемещен с последствий на деяние и воля субъекта направлена именно на него, поэтому субъективная сторона таких преступлений характеризуется прямым умыслом1. Кроме того, как было отмечено выше, в диспозиции нормы содержится прямое указание законодателя на наличие в субъективной стороне посягательства таких обязательных признаков как цель и мотив, которые предполагают отношение лица к совершаемому им преступлению с прямым умыслом.

Таким образом, рассматриваемое преступление, на наш взгляд, может быть совершено только с прямым умыслом. Виновное лицо сознает, что его действия направлены на совершение убийства сотрудника правоохранительного органа, военнослужащего, чтобы воспрепятствовать их законной деятельности по охране общественного порядка и обеспечению общественной безопасности либо из мести за такую деятельность, или на убийство их близких в тех же целях, предвидит неизбежность или реальную возможность смерти этих лиц и желает этого.

Этот вывод подтверждается и судебной практикой, исследование которой показало, что при установлении в ходе судебного следствия степени вины подсудимого, совершившего посягательство, прежде всего, выясняется наличие прямого умысла на убийство или покушение на убийство.

Например, Президиум Верховного Суда РФ, удовлетворив протест заместителя Председателя Верховного Суда РФ, переквалифицировал действия осужденного со ст. 317 УК РФ на ч. 1 ст. 318 УК РФ. Из материалов дела видно, что Т., держа в руке нож и высказывая в адрес участкового инспектора В. угрозы убийством, пытался приблизиться к нему. Однако В. Удалось обезоружить Т. Обосновывая обвинение Т. по ст. 317 УК РФ, суд не указал в приговоре, на чем основаны его выводы о наличии в действиях Т. прямого умысла на убийство В. Между тем осужденный Т. утверждал, что «умысла на убийство участкового инспектора В. не имел и ножом на него не замахивался». Президиум Верховного Суд РФ согласился с доводами протеста о том, что поскольку вид угрозы в законе не конкретизирован, то это может быть как угроза нанесения побоев, так и угроза убийством, а равно угроза неопределенного характера, что и имело место в данном конкретном случае. При таких обстоятельствах действия Т. в отношении В. охватываются диспозицией ч. 1 ст. 318 УК РФ как угроза применения насилия в отношении представителя власти в связи с исполнением им своих служебных обязанностей. Архив Верховного Суда РФ, дело № 86 п 2000./ Бюллетень Верховного Суда Российской Федерации. 2001. № 7. С. 21

В обзоре кассационной практики Судебной коллегии по уголовным делам

Верховного Суда Российской Федерации за 2000 год при анализе причин отмены приговоров с направлением дел на новое расследование и новое судебное рассмотрение в качестве одного из примеров ненадлежащего исследования умысла виновного лица, когда это имеет существенное значение для правильной квалификации его действий, приводится следующей: «Органами следствия 3. обвинялся по ст. 317 УК РФ в посягательстве на жизнь сотрудника правоохранительного органа. Свердловским областным судом он был осужден по ч. 2 ст. 318 УК РФ за насилие, опасное для жизни и здоровья, в отношении представителя власти в связи с исполнением им своих должностных обязанностей.

Рассмотрев дело по кассационному протесту прокурора, считавшего неправильной квалификацию действий осужденного по закону о менее тяжком преступлении, Коллегия указала, что, как признал суд в приговоре, не добыто убедительных доказательств прямого умысла 3. на лишение жизни потерпевшего. У подсудимого отсутствовал умысел на совершение конкретных действий, хотя в описательной части приговора суд установил, что 3. с силой стягивал галстук на потерпевшем, отчего последний задыхался, эти действия представляли опасность для его жизни и здоровья и он пресек их выстрелом в ногу 3.

Таким образом, вывод суда о направленности умысла виновного противоречив, в то время как субъективная сторона преступлений, предусмотренных ст.ст. 317, 318 УК РФ, предусматривает наличие только прямого умысла (разрядка моя - С.Б.).».

По этому же пути идут и местные суды. Так, приговором Краснодарского краевого суда от 29.07.1998 г. действия Кочумян переквалифицированы со ст. 317 УК на ч. 1 ст. 318 УК, на том основании, что в судебном заседании достоверно не было установлено умысла на убийство или покушения на убийство работников милиции. Сам подсудимый в ходе предварительного следствия и в судебном заседании об этом не говорил, свидетели также отрицали данное обстоятельство. Судебная коллегия Верховного Суда РФ в своем определении от 19.11.98г. оставила данный приговор без изменения, а кассационный протест прокурора - без удовлетворения \

Приговором Краснодарского краевого суда от 06.02.98г., постановленным на основании вердикта присяжных заседателей, Кривонос был признан полностью невиновным и оправдан по ст. 317 УК за отсутствием в его действиях состава преступления. Вердикт присяжных заседателей гласил о не доказанности того факта, что Кривонос, вооружившись складным ножом, пришел домой к Фистоловичу и с целью лишения его жизни, выхватив из кармана брюк нож, замахнулся на последнего, пытаясь нанести удар в жизненно-важный орган - в область груди. Определением от 14.05.98г. Кассационная палата Верховного Суда РФ оставила данный приговор без изменения, а кассационный протест прокурора - без удовлетворения Архив Краснодарского краевого суда, дело № 2-100/98. См.: Архив Краснодарского краевого суда, дело № 2-30/98..

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15