С другой стороны, важное значение имеет то обстоятельство, что издание акта об амнистии не есть непременное следствие приостановки, на которое можно было бы рассчитывать с твердою уверенностью. Надежду на освобождение от ответственности администрация, в виду прецедентов, может питать при применении исключительных полномочий. Но рядом с этою надеждою не малую роль, в качестве мотива и регулятора действий администрации, должно играть вполне твердое сознание, что осуществлению надежды на ненаказуемость будет неизбежно предшествовать ревизия принятых мер со стороны парламента, как естественный спутник обсуждения билля об амнистии.

Последняя может явиться лишь в результате проверки парламентом практического применения чрезвычайных полномочий, a перспектива такого контроля не может, конечно, не являться весьма существенною сдержкою в возможном стремлении давать чересчур распространительное толкование этим полномочиям или применять их легкомысленно, опрометчиво, без достаточно уважительных оснований. И, как показывает история проведения актов об амнистии 1801 и 1818 г., принятию билля о ненаказуемости действительно предшествовало подробное раз-смотрение данных о применении исключительных полномочий. И в том, и другом случае вотирование ненаказуемости опиралось на удостоверение парламентских комиссий в том, что полномочия были применяемы «осторожно и умеренно», о чем комиссия (1801 г.) судила не только по «сравнительно малому числу задержанных лиц», но и на основании «тщательного и подробного рассмотрения» причин и обстоятельств, при которых производилось лишение свободы, что основаниями для этого служили либо «ясные и положительные обвинения, подкрепленные присягою», либо «достоверные документы», либо наконец «столь солидные поводы подозрения, которые вполне оправдывали меру»; заключения комиссии 1818 г. также удостоверяют, что применение исключительных полномочий совершалось «с должною осторожностью и умеренностью», «с умеренностью и снисходительностью».

Нельзя далее не обратить внимания и на то обстоятельство, что значение акта об амнистии может быть ограниченным уже в силу самой формулировки его постановлений, которые могут давать более широкую и более ограниченную защиту. К тому же толкование этих постановлений и разрешение могущих возникнуть вопросов и сомнений по применению постановлений о ненаказуемости тех или других действий, совершенных в эпоху приостановки, принадлежат общим судам. По актам 1801 и 1818 гг., в случае возбуждения иска или преследования, заявление ответчика о его безответственности подлежит проверке суда или судьи, при чем распоряжение о прекращении дела ставится в зависимость от признания судом или судьею достаточными доказательств в пользу права ответчика воспользоваться актом о ненаказуемости.

В качестве иллюстрации того ограниченного значения, какое имеют акты о ненаказуемости действий, совершенных в период исключительных мер, интересен следующий случай, который представляется тем более характерным, что он имел место в Ирландии, в критическую эпоху, непосредственно перед соединением ее с Англией. В 1798 г. для подавления восстания, вспыхнувшего в Ирландии, в ней были приняты экстренные меры. Один из энергичных администраторов, Фитцджеральд, шериф Типперари, применяя чрезвычайные полномочия, распорядился подвергнуть жестокому сечению Райта, учителя французского языка. Поводом к этому послужило подозрение Райта в злых умыслах-подозрение, как оказалось, неосновательное. В 1799 г. был издан акт о ненаказуемости всех нарушений закона (breaches of the law), совершенных при подавлении восстания. Тем не менее Райт возбудил против Фитцджеральда иск; ответчик в свое оправдание сослался на акт об амнистии, но суд не признал, что она покрывает произвольное обращение его с истцом. Резюмируя дело, судья Чемберлен, сказал, между прочим: «присяжные не должны воображать, что законодательная власть, предоставляя должностным лицам право защиты биллем об амнистии, освобождала бы их от чувств гуманности или разрешала бы им пользоваться властью опрометчиво, хотя бы это и было для подавления восстания. Во всех случаях должно быть тщательное и серьезное расследование образа действий предполагаемого преступника, и в каждом решении должно обнаруживаться стремление раскрыть вину, a не причинить мучение. Под расследованием он не разумеет непременно такого расследования, каким суд занят в настоящее время, но во всяком случае такое рассмотрение, какое только допускают свойства каждого дела и наличные обстоятельства. Что именно таково намерение законодательной власти, ясно из выражения «должностные и все другие лица», откуда вытекает, что так как каждому, - должностному лицу или нет, безразлично, - было законом предоставлено подавлять восстание и приводить этот закон в оправдание своих действий, требуется, чтобы он не преступал необходимости, предоставившей ему это право, и чтобы он, в свое оправдание мог указать на принятие им всех возможных средств для удостоверения вины, вызвавшей со стороны его наказание; и превыше всего, в его образе действий не должно быть отклонения от общих начал гуманности». Суд присудил взыскать с Фитцджеральда в пользу пострадавшего 500 фун. ст.; ответчик вслед затем обратился в ирландский парламент с ходатайством о распространении на него амнистии, но ходатайство это было оставлено без, уважения.

Несмотря на всю ограниченность исключительных. полномочий, санкционируемых приостановкою Habeas Corpus Акта, обращение к этой мере нередко вызывало решительные возражения и опасения и всегда - стремление ограничить ее действие возможно более кратким периодом, времени. В литературе часто можно встретить утверждение, что приостановка Habeas Corpus Акта производится; обыкновенно на годичный срок, который и считается как бы нормальным периодом действия этой меры. На самом же деле это утверждение не имеет за себя оснований. Чаще всего приостановка издавалась на сроки гораздо менее продолжительные. Если случаи продления приостановок принимать за самостоятельные, то все двадцать два случая, по степени продолжительности, можно распределить так: в 12 случаях продолжительность приостановки не превышала 6 месяцев (из них в четырех случаях она не превышала двух месяцев); в, 8 случаях продолжительность ее колебалась от 6 месяцев до 9 мес. 10 дней; в одном случае она достигла 11 месяцев и, наконец, в одном - превысила годичный срок (один год и семь дней, в 1722-1723 г.). Последний случай представляет особенный интерес в том отношении, что годичный срок даже не может считаться предельным: во время прений, сопровождавших вотирование приостановки 1722 г., оппозиция с опасением указывала, что она, будучи принята на свышегодичный срок, может послужить в другом случае прецедентом для приостановки на два года.

Ближайший анализ приостановки Habеas Corpus Акта, в сопоставлении его с осадным*положением по тем последствиям, которыми оно сопровождается, не может не привести к заключению, что между этими двумя институтами гораздо больше различия, чем сходства. Оба они, без сомнения, являются мерами чрезвычайными, к которым обращаются лишь в случаях исключительных; но этим и ограничивается сходство между ними. Различие же между ними весьма значительно и состоит не только в деталях, но и в самом существе.

Основною чертою осадного положения следует признать репрессивный характер его. Передавая исполнительную власть во всех ее важнейших проявлениях в руки военной администрации, наделяя эту последнюю обширными полномочиями, неопределенность которых делает их de facto беспредельными и допускает возможность безграничного произвола, отменяя гарантии самых существенных прав и санкционируя всевозможные изъятия и отступления от законного порядка суда и управления, осадное положение создает целую систему репрессии; практическое применение ее, к тому же, не встречает никакого контроля и фактически не сопряжено с ответственностью за злоупотребления, ибо эта последняя, существуя de jure, не может иметь серьезного значения в виду подсудности всякого рода жалоб на действия администрации (и во Франции, и в Германии) не общим, a административным судам.

Приостановка Habeas Corpus Акта, наоборот, не вносит решительно никаких изменений в обычную систему репрессий, устанавливаемую общими законами страны. Эти последние и в эпоху исключительных условий остаются непреложною мерою всех действий администрации, которой предстоит за всякое отступление от требований закона нести обычную ответственность перед общими судами. Как мы видели, перспектива освобождения ее от этой ответственности не может иметь существенного значения в смысле фактического расширения полномочий. И во всяком случае, хотя бы надежда на снятие ответственности и могла служить соблазном к принятию произвольных мер, эти последние всегда будут сдерживаемы в скромных границах, и не только в силу ограниченности и полной определенности даваемых приостановкою полномочий, но и особенно потому, что осуществление этих полномочий стоит под контролем независимого суда, с участием присяжных, и свободы печати.

Не внося изменений в строй законного порядка суда и управления, приостановка Habeas Corpus Акта и не может преследовать никаких репрессивных целей. Основная черта ее - предупредительный характер, и в этом именно состоит глубокое отличие ее от осадного положения, делающее совершенно произвольным отождествление или даже сближение этих институтов между собою.

Но если приостановка Habeas Corpus Акта столь существенно отличается от осадного положения, то не является ли близким к нему другой институт, известный в английском праве под названием Martial law, т.е. военного права или военного положения, как его обыкновенно переводят. Но этим термином обозначается нечто совершенно отличное от военного или осадного положения в обычном смысле. Под Martial law в английском праве разумеется ни что иное, как употребление военной силы для подавления какого-либо серьезного нарушения спокойствия. Право прибегать к нему не есть чрезвычайное полномочие, a присущая короне и ее служителям, в силу общего права, власть, как одно из средств осуществления задач управления. Пользование этим правом стоит в обычных условиях и границах ответственности. Оно может быть названо экстренною мерою администрации лишь в том смысле, что прибегать к ней возможно только в крайних случаях.

Законодательная практика некоторых колоний вызвала в 1867 г. авторитетное разъяснение того, что под Martial law никоим образом не должно разуметь чрезвычайного положения, которое шло быв разрез с обычным законным порядком. Разъяснение это сделано было в циркулярной депеше на имя губернаторов колоний. Указав на то, что в колонии Антигоа издан был акт, «который имеет в виду облечь исполнительное правительство постоянным правом приостанавливать обыкновенное; законодательство колонии, устранять гарантии жизни и собственности и заранее узаконять меры, которые могут быть признаны способствующими поддержанию порядка военным начальством, обязанным прекращать беспорядки», депеша заявляет, что «это всецело противоречит духу английского права», и предлагает озаботиться, чтобы упомянутый акт был отменен законодательным собранием колонии. Циркуляр вместе с тем оговаривает, что в этих указаниях «правительства ее величества не должно быть усматриваемо безусловное воспрещение прибегать к martial law, под давлением крайних обстоятельств и в расчете на акт о ненаказуемости. Однако оправдание такого образа действий должно обусловливаться потребностью минуты, и губернатор никакими инструкциями не может быть освобожден от обязанности, в таких крайних обстоятельствах, самому решать, в каком случае ответственность его будет больше, - в случае применения martial law, или в случае воздержания от этого».

Имевшие место в истории Англии приостановки Habeas Corpus Акта могут быть разделены на две группы. Первую группу составляет ряд приостановок Habeas Corpus Акта, обусловленных борьбою с Якобитами, - приверженцами Иакова II и его потомства, которые не раз пытались вызвать внутренние замешательства, осложненные поддержкою Франции, с целью вернуть английский престол династии Стюартов. Эти случаи относятся к периоду 1689-1746 г. - Вторую группу образует ряд приостановок, главным мотивом которых являлась борьба с демократическим движением, принимавшим характер опасный, с точки зрения правительства, для интересов государственного и общественного спокойствия. Эти случаи относятся к 1794-1818 г.

После 1818 года Англия не практиковала этой меры; обычные полномочия администрации и, главным образом, изложенные нами ранее меры на случай беспорядков признавались вполне достаточными средствами к обеспечению общественного спокойствия даже в такие критические эпохи, как агитация в период парламентской реформы 1832 года и во время движения Чартистов.

Только что сказанное относится собственно к Англии и Шотландии. Что же касается до третьей составной части Соединенного Королевства, Ирландии, то в ней в течение XIX столетия приостановка Habeas Corpus Акта практиковалась весьма часто. Кроме того, по отношению к ней применялись неоднократно и другие исключительные меры, под именем принудительных актов (Coercion Acts), актов о предупреждении преступлений (Prevention of Crime Acts), об охранении спокойствия (Реасе Preservation Acts) и т.д. Эти меры, наделяя администрацию чрезвычайными полномочиями, имеют гораздо более серьезные последствия. Как на пример, можно указать на принудительный акт 1881 года. Он предоставляет лорду-наместнику Ирландии заменять, в известных случаях, суд присяжных особым судом, составляемым из трех главных судей Ирландии; для некоторых преступлений устанавливает новые, более строгие наказания; высшей администрации предоставляется право воспрещать митинги, задерживать и конфисковать отдельные номера газет, совершать домовые обыски, даже в ночное время, с целью отобрания оружия и т.п. Действие этого и аналогичных актов было ограничиваемо известным, заранее определенным промежутком времени (обыкновенно, один год). Как видно из приведенного примера, эти исключительные мероприятия более приближаются к обычным последствиям осадного положения. От него, однако, они резко отличаются в трех отношениях: во 1-х, они издаются каждый раз особо, и характер их обусловливается потребностями каждого отдельного случая; во 2-х, исключительные полномочия вверяются всегда органам гражданской власти; в 3-х, английское законодательство не знает военных судов, расширение юрисдикции которых составляет неизбежное последствие осадного поло в других государствах.

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5